— Что это? — спросил Фрэнк.
Джеффри всмотрелся:
— Это кончик ножа!
— Он отломился, натолкнувшись на лопаточную кость, — добавила Сара.
Фрэнк пребывал в явном замешательстве.
— Но нож Лены не сломан! — Он поднял пластиковый пакет. — Кончик даже не погнут!
Лицо Джеффри стало совершенно белым, и выражение полного отчаяния на нем заставило Сару пожалеть обо всем, что она ему перед этим говорила.
— Ну и какого черта все это должно означать? — спросил Фрэнк.
— Убийство совершено другим ножом, — ответил Джеффри напряженным голосом. — И вовсе не Леной.
Глава четырнадцатая
Лена проснулась, будто от толчка, и тут же приподнялась на руках. Ребра ныли при каждом вдохе, рука нестерпимо болела, хотя на запястье и наложили гипс. Она села в кровати и окинула взглядом маленькую камеру, пытаясь вспомнить, как сюда попала.
— Все в порядке, — послышался голос Джеффри.
Он сидел на койке напротив, положив руки на колени и сплетя пальцы. Лена находилась в изоляторе временного содержания, а не в общей камере предварительного заключения в задней части полицейского участка. В камере было темно, поскольку свет сюда проникал только с поста наблюдения, расположенного в коридоре. Дверь была открыта, но Лена не знала, как это следует понимать.
— Пора принять вторую таблетку, — напомнил Джеффри. На койке рядом с ним стоял поднос, на нем — пластиковый стаканчик и две таблетки. Он взял стакан и подал ей, прямо как официант. — Маленькая — от тошноты.
Лена положила таблетки в рот и запила глотком холодной воды. Попыталась было поставить стакан обратно в держатель на подносе, но с координацией движений у нее было плоховато, и Джеффри пришлось сделать это за нее. Вода пролилась ему на колени, но он не обратил на это внимания.
Она несколько раз прокашлялась, прежде чем сумела спросить:
— Который час?
— Почти полночь.
Пятнадцать часов, подумала Лена. Ее держат здесь уже пятнадцать часов!
— Тебе что-нибудь принести? — Джеффри наклонился вперед, чтобы поставить поднос на пол, и на лицо ему упал свет. Лена заметила, как он бледен и как стиснуты у него зубы. — Ты как себя чувствуешь?
Она не знала, что ответить. Ощущение было такое, что из нее хотели сделать отбивную. Даже моргать было больно.
— Что там с раной на руке?
Лена опустила глаза на свой забинтованный палец, торчавший из-под гипсовой повязки. С того момента как она порезалась, привинчивая вентиляционную решетку, казалось, прошла целая вечность. И она уже была не той, что раньше.
— Ты порезалась своим ножом? — допытывался Джеффри, наклоняясь вперед и попадая в луч света.
Она снова прокашлялась, но боль только усилилась. Голос ее звучал хрипло и больше походил на шепот:
— Можно мне еще воды?
— Может, хочешь чего покрепче?
Она изучающе посмотрела на него, стараясь понять, шутит он или нет. Было ясно, что Джеффри изображает доброго полицейского. Ну и плевать: ей сейчас так хотелось доброты и заботы, что она, пожалуй, купится на такое обращение. А кроме того, ей и самой страшно хотелось рассказать кому-нибудь всю правду, только вот мозг отказывался подсказать слова, которые следует произнести.
Она выпила воды, радуясь, что она холодная. Джеффри, должно быть, налил ее из большого термоса в холле, а не из-под крана.
Лена отдала ему стакан и прислонилась спиной к стене. Спина тоже болела, но прикосновение к бетону успокаивало и придавало сил. Она посмотрела на загипсованную руку — повязка начиналась чуть выше пальцев и закрывала почти весь локоть. От малейшего движения все предплечье будто простреливало.
— Болеутоляющее, наверное, уже перестало действовать, — заметил Джеффри. — Может, попросить Сару выписать еще?
Лена покачала головой, хотя больше всего ей сейчас хотелось просто забыться.
— У Чака кровь второй группы, резус отрицательный, — сказал он. — А у тебя первая группа.
Она кивнула. Анализ ДНК займет примерно неделю, но группу крови они могли определить сами, прямо в больнице.
— На ноже кровь первой группы, такая же на столе и на твоей рубашке.
Лена ждала продолжения.
— Кровь второй группы с отрицательным резусом была обнаружена только в офисе.
Она почти не дышала, пока он говорил, и думала, как далеко он способен пойти.
— Лена… — К ее удивлению, его голос дрогнул, а когда он опустил глаза на свои руки, она поняла, насколько он удручен и расстроен. — Мне ни под каким видом не следовало надевать на тебя наручники.
Лена ожидала другого и ничего не поняла из его слов. Все, что она помнила, — это ночь, проведенная с Итаном. Дальше — провал.
— Я бы вел себя иначе, если бы только знал… — Он поднял на нее глаза, и Лене показалось, что в них блеснули слезы.
Лена с трудом подавила кашель, ей опять хотелось воды.
— Лена, расскажи наконец, что произошло, — попросил Джеффри. — Тот, кто это с тобой сделал, заслуживает сурового наказания.
Лена лишь молча смотрела на него, и от ее взгляда Джеффри не находил себе места.
— Прости меня, если можешь.
Превозмогая боль в ребрах, Лена произнесла:
— Где Итан?
Джеффри напрягся:
— Он еще под замком.
— По какому обвинению?