Гней Гилденхом Артур Грин

Потом все ушли вниз, кто в свои морские апартаменты, кто в жилой ярус трюма, все кроме вахтенных касаток. На палубе горел уже только один фонарь, я сидел вдали от него, в темноте, и пытался понять, и сейчас мне снова казалось, что я не уходил из Златограда; так же я сидел и думал в комнате под самой крышей, и в дозоре на пристани, и ночью в пустом зале, когда Гай, Марк и остальные Артуры Гилденхомы засыпали.

Дверь скрипнула - простая дверь, без паутины, без уродов, обыкновенная деревянная дверь, ведущая во внутренности корабля, - и я увидел сначала Лайка, а затем его, Путника. Они стали прямо под фонарем, мне были отлично видны их лица. Лицо Лайка светилось уверенностью и силой, совсем как под конец четвертого дня пути из Златограда в Апвэйн.

- Я никогда не видел Короля, - сказал Лайк.

- Странно... - проговорил Путник.

Они помолчали.

- Король одарен видениями, - сказал Путник.

Лайк не ответил. Путник сказал еще что-то, но я не расслышал.

Лайк произнес:

- Два скрытых сказания, забытый стишок - и все?

Наверное, он спросил. Но прозвучало не как вопрос, наоборот, вопреки словам уверенности в нем прибавилось.

- Воля Луны, - сказал Путник.

- Воля Луны, - согласился Лайк. - Будь здоров, Публий Джессертон!

И он отправился искать сны, оставив Путника Публия Джессертона наедине с Луной и невидимыми из светлого круга вахтенными касатками.

Тогда я вышел из темноты и задал свой вопрос.

История этой земли могла быть совсем иной, если бы Черный Властелин однажды вышел из своей столицы. Но темная цитадель все так же дремала в самом сердце горного кряжа, и ни один рыцарь не покинул ее пределов, и никто из людей цвета не ведал, что творится за неприступными стенами и каковы замыслы их повелителя. Только страшные большие птицы изредка поднимались над замком и удалялись, гонимые чужой волей еще дальше на север.

В сороковую весну от основания, к западу от горного кряжа, на холодной равнине, не успевшей оттаять после северной зимы, сошлись две силы.

Символом солнечных наездников была небесная голубизна и сами глаза их были осколками голубого неба. Они верили, что Солнце-Создатель покоится на их плечах, на плечах своего воинства, и что когда доведется уйти, каждый из них станет частицей глубокой лазури. Они явились на север, потому что Солнце с трудом проникало в этот край. Солнцу надо было помочь.

А серые тени, едва различимые на фоне скал, встали армией гномов. Их непостижимая, как подземные тропы, логика вряд ли могла объяснить, почему конные отряды из теплых степей пришли за холодом.

И была бы схватка, хотя ни те ни другие еще не знали, что им суждено навеки возненавидеть друг друга. Ведь не всякая схватка приводит к ненависти.

Три дня стояли они: первые в открытом поле, вторые - прикрыв спины скалами. И три ночи мустанги громким фырканьем отпугивали серых лазутчиков. И гномы уже перестали надеяться на то, что, возможно, холод сам изгонит южных гостей из своих владений.

А на четвертое утро коварный враг прислал посольства в обе армии. И гномам, и всадникам он предлагал помощь и называл себя другом.

О, прости Луна лицемерных, но отверни от них свой лик и предоставь нам, живущим, осуществить возмездие!

Всадники Солнца не стали смирять благородные сердца. Они забыли об армии теней и повернули быстрых мустангов на восток, к горным проходам, ведущим в таинственный край Черного Властелина.

И было седьмое утро. И они увидели горы.

После поворота на восток ни разу не останавливался бег лучших скакунов Вселенной. Но пред горами от изумления стояли они еще три дня, а потом долго-долго преодолевали перевал.

Преодолев же, увидели гномов.

Гномы подходили с севера. Их казалось больше, чем прежде, и шли они наперерез. Вторая половина серой армии уже осаждала черную цитадель.

Никто никогда не опережал всадников Солнца. Но прошедшим сквозь горы удалось их обмануть.

Так началась великая война, приведшая в конце кругов своих к краху двух народов: к уничтожению всадников Солнца, разорению севера, гибели востока, к мимолетному триумфу и великой трагедии неприметных до поры обитателей пещер и ущелий.

Черный Властелин пал, и цитадель его покорилась гномам. Тьма этого мира умерла неожиданно быстро. Но даже смерть ее принесла зло, ибо серые, убив тьму, сами сделались частью тьмы.

Тогда, в сороковую весну от основания ни один мустанг не ушел из горной ловушки. Они смяли первый заслон, но разбились о черные стены. Их вера скрылась за вершинами, гномы заняли перевалы, а на перевале лучший из всадников слабее последнего горца.

С тех пор бои следовали за боями, и погибали голубоглазые, устремляясь в небо, и сливались с землей воины-тени. Но все-таки чаще Солнце побеждало камень, и влажные травы степей улыбались, а ледяные вершины становились седыми от горя.