— Не будем тянуть, рейс Чудар. Короче! Не сговоримся — уйдем.
— О чем же еще сговариваться? Мы ведь уже ударили по рукам.— Он чуть было не сказал: «За триста алтынов». Но вовремя удержался.
— Ударили. Но Уранха отказался.
— Почему?
— Разузнал, в чем дело. Ты сказал: безродная девка, а вышло — дочь шейха... Да еще какого! Говорят, его слова слушаются повсюду — от Тавриза до Стамбула. Что он скажет, то и делают. Самый главный шейх ахи. Вот Уранха и понял, почему ты нам поручил. И отказался. За триста алтынов не пойдет. К тому же замешан тут и Кара Осман-бей. Ты от нас и это утаил. Сам знаешь, Кара Осман-бей разослал во все стороны шпионов, след наш разыскивает. За триста алтынов не возьмемся.
Алишар-бей и кадий ничего не поняли, ибо рыцарь Нотиус Гладиус говорил по-латыни, но имя Кара Османа — рыцарь помянул его дважды — повергло их в смятение. Алишар-бей взволнованно спросил:
— Что говорит этот гяур? Что там с Осман-беем?
Чудароглу поразился не меньше их. Обмер от страха: выяснится, что он потребовал от Алишар-бея больше, чем договорился дать чужестранцам, тогда добра не жди. Сделав вид, что не расслышал вопроса Алишара, Чудар с раздражением сказал Нотиусу:
— Не годится это, рыцарь, у самого порога нарушать уговор! Не достойно джигита и к добру не ведет. Кто договор нарушает, тому тут не жить.
— Мы задатка не брали, с хозяином с глазу на глаз не говорили. Мы беремся за дело, пусть он нас выслушает, все взвесит. Потребует Алишар-бей, мы и за выпитое вино немедля уплатим.
— О чем он там толкует, Чудар? Чего тянет? Гляди, с лица спал, почернел! В чем дело?
— Эти френки, Алишар-бей, на нас не походят. Господин кадий лучше знает, не по-нашему они рядятся. Говорят последнее слово, когда на коня садятся.
— Не понял. Мало, что ли, мы видели френкских купцов? Все они слово свое держали. Не тяни, что говорит гяур? Не согласен, что ли, за четыреста алтынов? Чего он хочет?
— Обожди, бей! — Чудар сделал вид, будто расстроился.— Ну и дела! Вот потому-то не люблю в посредниках ходить! — Обернулся к рыцарю, зло спросил: — Не хотите за четыреста, так за сколько же тогда, спрашивает Алишар-бей?
— Пятьсот,— не мешкая, выпалил Нотиус Гладиус.— Сто твои. И ни дирхема меньше.
— Помилуй! Просто и не выговорить такую сумму! Дело-то плевое, разве пятьсот алтынов ему цена? За такие деньги у нас здесь беем стать можно.
— Того не знаю. Мы бейства не покупаем. Одного в толк не возьму: ты за нас или за бея? Из этих денег сотня тебе в карман идет, не тяни понапрасну. У нас благородные люди о деньгах одно слово скажут — и торгу конец. Рядиться — дело черни. А вам еще и басню сочинить надо, будто на той стороне болота, мол, напоролись мы на Алишар-бея, отобрал он у нас девку силой!.. На эдакое шутовство меньше чем за пять сотен не пойдем!
— Шутишь или всерьез?
— Шутки в таких делах плохо кончаются.
Алишар-бей не выдержал:
— Что он говорит? Глаза мои ослепли в рот ему глядеть! Чего ломается?
— В голове не укладывается, Алишар-бей, чтоб горы на него обрушились! Вот шайтан, слепой шайтан!
— Оставь в покое шайтана. За сколько согласен?
— Язык не поворачивается. Бешеный френк хочет пять сотен, и ни медяка меньше.
Алишар-бей и кадий вскочили.
— Пять сотен?
— Пять сотен...
— Безумец...
— За пять сотен Алишар-бей весь поганый род Эдебали сюда притащит! Не сказал ты ему, Чудароглу?
— Да что же это такое? — сокрушенно проговорил Алишар-бей.
Чудароглу был удивлен. Он ожидал, что Алишар-бей выйдет из себя и, обругав франков, выставит их за дверь. Однако Алишар-бей, увидев френков, уже решил, что Балкыз у него в руках. И волновался лишь оттого, что не знал, найдется ли у него пять сотен. Были бы — не пожалел и шести, семи, восьми сотен! Он в отчаянии сел на миндер, встал, снова сел.
— Скажи ему слово в слово и буквы не пропусти! Во-первых, не пристало нашему благородному гостю отказываться от договора. Во-вторых, по их обычаю добро и честь людей, что на бейской земле живут, принадлежат бею. Ты же сам говорил, по их обычаю за беем даже право первой брачной ночи, если девка — дочь крепостного. Значит, по этому счету девка — наше законное право. Можно ли такие деньги платить за свое собственное добро? Где совесть? Где вера? Где помощь благородных людей друг другу?
Чудароглу понял, что сможет уговорить Алишар-бея. И вместо того, чтобы перевести его слова, сказал:
— Надо уступить немного, рыцарь! Туркмен говорит: «Пусть хоть немного уступит!»
— Нет.
Слово «нет» понял и кадий Хопхоп. Решив, что рыцарь отвечает Алишар-бею, спросил:
— Что нет, поганый Чудар? Нет, что ли, такого закона у френков?
Чудароглу, не удостоив кадия вниманием, обернулся к Алишар-бею: