Глубокий тыл

Она так увлеклась всем этим, что когда чей-то голое весело произнес вдруг: «Браво, великолепно!»— он произвел на нее впечатление грома, грянувшего среди зимы. Галка обернулась и издала тоненькое «ай». У двери стоял, улыбаясь, среднего роста человек в складно сшитой военной форме без знаков различия. Фуражку он держал в руках. Голова у него была седая, а худощавое лицо с прямым, с небольшой горбинкой носом выглядело совсем молодым. Карие глаза смотрели куда-то вниз, на голые коленки девушки, и откровенно посмеивались.

— Восхитительная сцена из балетной сюиты «мытье полов», — проговорил он, шагая через лужу на полу и оглядываясь, куда бы ему положить фуражку и полевую сумку.

Галка сердито обдернула юбку, отвела согнутой рукой пряди волос, спадавших на покрытую бисеринками пота переносицу, и, не выпуская из рук тряпки, с которой текла грязная вода, шагнула прямо к незнакомцу.

— Вам что здесь надо?

— Мне? Знатную ткачиху Галину Мюллер, — ответил гость. — Если фотографии, публиковавшиеся в журналах, не обманывают, она передо мной. Ведь так?

Он пожал Гале руку повыше локтя и отрекомендовался:

— Режиссер-оператор студии документальных фильмов Краеницкий Руслан Лаврентьевич.

Галка опустила тряпку в ведро, вытерла руку о юбку и не без достоинства протянула ее.

— Галя, — представилась она и учтиво добавила: — Будем знакомы.

Тут же выяснилась потрясающая новость. Оказалось, что режиссер-оператор имеет от своей студии поручение создать короткометражный документальный фильм о почине молодых ткачих «Большевички» и что героинями этого фильма должны стать Галина Мюллер и ее соратница Зинаида Кокина. Идея — показать всему миру, как советские люди в дни войны тут, в глубоком тылу, куют оружие победы.

— Но ведь мы не куем оружие победы, мы ткем бязь кальсонную, — сочла долгом уточнить Галка.

Но Краеницкий пояснил, что выражение это он употребил фигурально. Он заявил, что фильм должен быть снят срочно, потому что вскоре его группе предстоит лететь через фронт снимать документальную киноповесть о верхневолжских партизанах, и попросил девушку сейчас же ознакомиться с планом сценария.

Голова у Галки пошла кругом. Сниматься для кино — это же потрясающе интересно!.. Оставив посреди комнаты ведро и тряпку, она упорхнула за занавеску, сбросила юбчонку, майку, переоделась в пестрое крепдешиновое платье, шелковые чулки, туфельки и, взбив елико возможно и без того пышные волосы, уже в новом виде предстала перед деятелем могущественнейшего из искусств.

Обладатель серебристой седины оказался человеком подвижным, деятельным, бывалым. Пока Галка переоблачалась, он успел выставить в коридор ведро и тряпку. Появившись из-за занавески, девушка застала его сидящим за столом и перебирающим какие-то свои, извлеченные из сумки бумаги.

Сценарий был не слишком замысловат. Подружки, весело переговариваясь, спешат на работу — массовая сцена… Они же сидят в клубе, обдумывая свою затею, — крупный план. Девушки у станков начинают борьбу за экономию сырья — массовая сцена. Молодые друзья и комитет комсомола поздравляют их с первыми успехами. Им подносят цветы — массовая сцена.

— Никакой комитет нас не приветствовал, и цветов нам не подносили… Тюря даже об этом и не знала…

— Простите, кто не знал?

— Секретарь комитета комсомола. И цветы… Откуда ж в ту пору цветы?

— Это не ваша забота, цветы за мной… А без приветствий — нет, это нельзя. — Режиссер-оператор даже засмеялся, показав два ряда белых ровных зубов. — Нет, нет, Галя, приветствие и цветы, все, что положено, будет… Потом эпизод в клубе. Вы с вашей подругой танцуете, и все вам аплодируют — массовая сцена.

— Но ведь клуб наш сгорел! Нет его. А «Огрызок» — разве его можно людям показывать?

— Ничего, ничего, клуб — это не ваша забота… Впрочем, вы правы: раз сгорел, пожалуй, неудобно. Тогда парк. У вас тут я видел чудесный тенистый парк… Играет музыка, вы носитесь в вихре вальса… Вы ведь любите танцевать, да? Я же по глазам вижу. Ну, давайте попробуем… Ля-ля, ля-ля, ли-ли, ля-ля!..

И, подхватив Галку за талию, общительный режиссер-оператор, подпевая, сделал с ней несколько кругов по комнате. Танцевать Галка любила. Серые глаза ее, совсем округлившись, сияли.

— Да, вы здорово танцуете!.. Принято, пойдет. А петь? Ведь фильм будет озвучен. Вы поете?

— А то нет! — заявила Галка.

— Да вы просто золото! Ну спойте что-нибудь… Ну, не стесняйтесь, начали.

Галка на мгновение задумалась и вдруг, вся озорно просияв, пританцовывая, пошла по комнате, выкрикивая резким своим голоском:

…Говорят, что я мала, Я не отпйраюся, Но куда я ни пойду, Нигде не затеряюся!

Столько задора было в этой маленькой, ладной, озорной девушке, что режиссер-оператор даже зааплодировал. Потом он вздохнул.

— Блестяще… но не годится. Частушка — это, знаете ли, не современно… Не дойдет… А что-нибудь классическое, ну там какой-нибудь романс или арию из оперы?

Романсов и арий Галка не знала.

— Ну, ничего не поделаешь. Пошли дальше. Письма… Вы с подружкой, наверно, получаете уйму писем?..