Глубокие раны

Боденштайн осмотрелся в переполненном различными предметами, мрачном помещении, которое вызывало у него клаустрофобические ощущения. Сделанное Кирххоф сравнение с бункером не было таким уж далеким от истины. В то время как Пия, сев за письменный стол, начала с отвращением выдвигать один ящик за другим, Боденштайн брал без разбора с полок толстые папки и фотоальбомы и листал их.

— Боже мой, что это? — В комнату вошел Крёгер из отдела криминалистической техники.

— Жуть, да? — Пия мельком взглянула на него. — Вы не могли бы упаковать весь этот скарб, чтобы взять его с собой, если уже все сфотографировали? У меня нет желания дольше, чем нужно, оставаться в этой дыре.

— Для этого нам нужен грузовик. — Крёгер без особого восторга огляделся и скорчил гримасу.

Во втором ящике сверху Пия наткнулась на тщательно подшитые выписки со счетов различных банков. Герман Шнайдер исправно получал пенсию, но, кроме того, выписки швейцарского банка свидетельствовали о том, что на его счет регулярно поступали платежи в размере пяти тысяч евро в месяц. Актуальная сумма на данном счете составляла 172 тысячи евро.

— Шеф, — сказала Пия, — кто-то каждый месяц переводил ему пять тысяч евро. KMF. Что это может означать? — Она подала ему одну из распечаток.

— Министерство военных дел во Франкфурте,[14] — предположил Крёгер.

— Счет моего фюрера,[15] — пошутил его коллега.

Боденштайн почувствовал, как усилилось неприятное ощущение, которое он испытывал внутри себя, так как связь между двумя событиями больше не вызывала сомнений. Приглашение, найденное наверху, в кухне, платежи от KMF, роковое число, которое преступник оставил и на одном, и на другом месте преступления. Настало время нанести визит весьма уважаемой даме, даже если все окажется чистой случайностью.

— КМФ означает «Кальтензее — машиностроительный завод»,[16] — сказал Оливер Пие, понизив голос. — Шнайдер был знаком с Верой Кальтензее. Как и Гольдберг.

— Очевидно, что у нее были достаточно богатые друзья, — ответила Пия.

— Но мы абсолютно не знаем, были ли они действительно ее друзьями, — высказал свои сомнения Боденштайн. — Вера Кальтензее пользуется безупречной репутацией, в ее непогрешимости вообще нет никаких сомнений.

— Репутация Гольдберга тоже была безупречной, — сказала Пия невозмутимо.

— Что вы хотите этим сказать?

— То, что не все бывает так, как это кажется на первый взгляд.

Боденштайн задумчиво смотрел на выписки со счета.

— Я боюсь, что в Германии есть еще тысячи людей, которые в юности симпатизировали нацистам или сами были ими, — сказал он. — Все это было всего лишь шестьдесят лет назад.

— Это ничего не оправдывает, — ответила Пия и поднялась. — И этот Шнайдер был не просто приверженцем. Он был настоящим нацистом. Посмотрите только вокруг.

— Но мы не можем автоматически исходить из того, что Вера Кальтензее тоже знала о нацистском прошлом двух своих знакомых, — сказал Боденштайн и вздохнул. Его переполняло мрачное предчувствие. Даже если репутация Веры Кальтензее безупречна, но, как только пресса свяжет ее имя с «коричневой чумой», к ней неизбежно прилипнут соответствующие ярлыки.

Он вышел из автобуса в Кёнигштайне на Паркплатц и не спеша побрел по пешеходной зоне. Это было приятное чувство — осознавать, что у тебя есть деньги. Роберт Ватковяк с удовлетворением смотрел на свое отражение в витринах. На деньги дяди Германа он решил в первую очередь вылечить зубы. С новой стрижкой и в костюме он больше не выделялся из общей массы. Никто из прохожих не оборачивался на него, качая головой. Это было еще более радостное ощущение. Если говорить честно, то жизнь, которую Роберт в большей или меньшей степени был вынужден вести, ему опостылела. Ему нужны были постель, душ и комфорт, в котором он жил раньше, и ему было омерзительно пристраиваться у Мони. Вчера она опять подумала, что он будет просить ее дать ему место для ночлега в ее квартире, но ошиблась. И хотя она была лживой подстилкой, которая за деньги готова предоставить каждому свои услуги, она хотела стать лучше. Надо согласиться, что она неплохо выглядела, но когда она открывала рот, сразу было понятно, что это неотесанная баба, особенно если напивалась. Пару недель назад она спровоцировала его таким образом в подобном притоне перед приятелями, и он ей как следует врезал. Тогда она наконец заткнулась. После этого Роберт каждый раз прибегал к кулакам, если ему что-то приходило на ум, а иногда даже вовсе без причины. Ему нравилось иметь над кем-то власть.

Ватковяк свернул в сторону курортного парка и, пройдя мимо виллы Боргнис, пошел в направлении ратуши. Какое-то время он использовал пустой дом возле киоска лото в качестве пристанища. Владелица молча терпела его присутствие.

Правда, там все в пыли и грязи, но было электричество туалет и душ — все лучше, чем спать где-нибудь под мостом.