Глубокие раны

Элард в оцепенении сел и помассировал виски, в которых пульсировала тупая боль. Возможно, сейчас все стало бы лучше, если бы он наконец опять перешел к упорядоченному режиму дня. Он был очень рад, что празднеством в семейном кругу завершилось самое последнее из бесчисленных официальных, полуофициальных и частных торжеств в честь 85-летнего юбилея его матери. Оставшаяся часть семьи, разумеется, ожидала от него, что он позаботится обо всем только потому, что он жил в Мюленхофе и, на их взгляд, больше ничем не занимался. Только сейчас он осознал, что случилось. Сообщение о смерти Гольдберга резко оборвало праздник в замке Боденштайн.

Элард Кальтензее скривил лицо в горькую улыбку и свесил ноги с кровати. Девяносто два года отмахал этот старый мерзавец. Нельзя было утверждать, что он был вырван из жизни. Элард, пошатываясь, отправился в ванную, разделся и встал перед зеркалом. Он критически рассматривал свое отражение. В свои шестьдесят три года еще в достаточно хорошей форме — ни живота, ни жировых складок, ни дряблой индюшачьей шеи. Он наполнил ванну, высыпал в воду горсть ароматической соли и, вздохнув, опустил свое тело в душистую горячую воду. Смерть Гольдберга его не потрясла; собственно говоря, он был даже очень рад, что торжество благодаря этому завершилось раньше намеченного времени. Элард сразу отозвался на просьбу матери, которая попросила отвезти ее домой. Так как Зигберт и Ютта прибыли в Мюленхоф чуть позже, он воспользовался возможностью незаметно уединиться. Ему срочно нужен был покой, чтобы наконец обдумать события последних дней.

Элард закрыл глаза и вернулся мыслями к прошедшему вечеру. У него бешено колотилось сердце, когда перед его внутренним взором проплывала цепочка будоражащих и тревожных эпизодов, как будто это был отрывок из видеофильма. Снова и снова. Как могло это так далеко зайти? Всю свою жизнь он должен был бороться с какими-то трудностями в личной и профессиональной жизни, но теперешние события грозили серьезно вывести его из равновесия. Это приводило его в замешательство, поскольку он просто не мог понять, что в нем происходило. Он потерял контроль, и не было никого, с кем он мог бы поговорить о своей дилемме. Как жить ему с этой тайной? Что бы сказали его мать, сыновья, невестки, если бы это однажды стало известно?

Дверь резко открылась. Элард испуганно вздрогнул и прикрыл свою наготу обеими руками.

— Господи, мама, — сказал он недовольно. — Ты не могла постучать?

Только потом он заметил растерянное выражение лица Веры.

— Йосси не просто умер, — выкрикнула она и опустилась на табурет рядом с ванной. — Он был убит!

— Боже мой! Мне очень жаль. — На большее, чем эта неуклюжая фраза, Элард не сподобился.

Вера пристально посмотрела на него.

— Какой ты бессердечный, — прошептала она дрожащим голосом. Потом закрыла лицо руками и начала тихо рыдать.

— Давай, мы должны чокнуться за нашу встречу! — Мирьям потянула Пию в направлении бара и заказала два бокала шампанского.

— С каких пор ты опять во Франкфурте? — спросила Пия. — Последнее, что я слышала о тебе, это то, что ты живешь в Варшаве. Твоя мама рассказала мне об этом пару лет назад, когда я ее случайно встретила.

— Париж — Оксфорд — Варшава — Вашингтон — Тель-Авив — Берлин — Франкфурт, — перечислила Мирьям телеграфным стилем и засмеялась. — В каждом городе я встречала любовь всей моей жизни — и опять с ней расставалась. Наверное, я не гожусь для прочных отношений. Но расскажи о себе! Чем ты занимаешься? Профессия, муж, дети?

— После трех семестров на юридическом факультете я пошла в полицию, — сказала Пия.

— Не может быть! — Мирьям сделала большие глаза. — Каким образом?

Пия замялась. Ей все еще было тяжело говорить об этом, хотя Кристоф считал, что это единственная возможность справиться с ее травмой. Почти двадцать лет Пия ни с кем не говорила об этом самом неприятном событии своей жизни, в том числе и с Хеннингом. Она не хотела опять вспоминать о своей слабости и страхе. Однако Мирьям обладала большей чуткостью, чем предполагала Пия, и сразу стала серьезной.

— Что случилось?

— Это было летом, после выпускных экзаменов, — ответила Пия. — Я познакомилась во Франции с одним мужчиной. Так, курортный роман. Он был симпатичный, и нам было приятно друг с другом. После отдыха для меня все закончилось. Но, к сожалению, не для него. Он преследовал меня, терроризировал письмами и звонками, подстерегал меня везде. А потом ворвался в мою квартиру и изнасиловал меня.

Она пыталась придать своему голосу хладнокровный оттенок, но Мирьям, казалось, почувствовала, какой силы стоило Пие говорить об этом спокойно и на первый взгляд безучастно.

— Боже мой, — сказала она тихо и схватила Кирххоф за руку. — Это ужасно!

— Да, вот так. — Пия криво улыбнулась. — Как-то я подумала, что если бы работала в полиции, то не была бы столь уязвима. И вот так я оказалась в полиции, в комиссии по расследованию убийств.

— А дальше? Ты что-нибудь предприняла? — спросила Мирьям. Пия поняла, что она имела в виду.