Глубокие раны

— Что же они от нас хотят? — Пия покачала головой. — Мы ведь не телевизионные комиссары!.. У вас взгляд человека, осознающего свое бессилие. Давайте поедем во Франкфурт к Риттеру и Эларду Кальтензее. Их нужно поспрашивать по поводу исчезнувшего ящика.

Она встала и с нетерпением посмотрела на него. Ее энергия была заразительной. Боденштайн подумал, насколько необходимой стала ему Пия Кирххоф в течение двух последних лет. Вместе они были прекрасной командой: она, строящая подчас отчаянные предположения и энергично форсирующая дела, и он, строго придерживающийся правил и останавливающий ее, если она становилась слишком эмоциональной.

— Ну же, шеф, — сказала Пия. — Не должно быть никаких сомнений в себе. Мы должны, в конце концов, доказать нашей новой начальнице, что мы это можем!

Боденштайн улыбнулся.

— Все верно, — сказал он и поднялся.

«…слушай, перезвони мне! — раздался из динамика голос Роберта Ватковяка. Чувствовалось, что он нервничает. — Они преследуют меня. Ищейки думают, что я завалил одного типа, и гориллы моей приемной матери подкарауливали меня у квартиры Мони. Я исчезну отсюда на некоторое время. Я еще тебе позвоню».

Раздался щелчок. Остерманн отмотал ленту назад.

— Когда Ватковяк отправил сообщение на «голосовую почту»? — спросил Боденштайн, который уже преодолел свой кризис.

— В прошлый четверг, в 14:35, — сказал Остерманн. — Звонок был сделан из городского автомата в Келькхайме. Через некоторое время Ватковяк погиб.

«…гориллы моей приемной матери подкарауливали меня у квартиры Мони…» — раздался опять голос погибшего Роберта Ватковяка. Остерманн покрутил регуляторы и включил фрагмент еще раз.

— Достаточно, — сказал Боденштайн. — Что с Новаком?

— Лежит в своей постельке, — ответил Остерманн. — Сегодня утром, с восьми до начала одиннадцатого, у него были бабушка и отец.

— Отец Новака был у своего сына в больнице? — спросила Пия удивленно. — В течение двух часов?

— Да, — Остерманн кивнул. — Так сказал коллега.

— Оʼкей, — Боденштайн откашлялся и посмотрел на присутствующих, среди которых сегодня отсутствовала советник уголовной полиции доктор Энгель. — Мы еще раз поговорим с Верой Кальтензее и ее сыном Зигбертом. Кроме того, я хотел бы также иметь анализ слюны Маркуса Новака, Эларда Кальтензее и Томаса Риттера. Последнего мы навестим сегодня еще раз. И еще я хочу поговорить с Катариной Эрманн. Франк, уточните, где мы могли бы встретиться с дамой.

Бенке кивнул без каких-либо комментариев.

— Хассе, подстегните лабораторию насчет следов краски автомобиля, который врезался в бетонную цветочницу перед фирмой Новака. Остерманн, мне нужно больше информации о Томасе Риттере.

— Вам все это нужно сегодня? — спросил Остерманн.

— Сегодня до обеда, если получится. — Боденштайн поднялся. — В пять часов вечера опять встречаемся здесь; к этому времени я хотел бы иметь результаты.

Через полчаса Пия нажала кнопку звонка Марлен Кальтензее на Сисмейерштрассе, и после того как она поднесла свое удостоверение к камере над переговорным устройством, зажужжало устройство открывания двери. Женщине, которая чуть позже открыла дверь ей и Боденштайну, было примерно лет тридцать пять; невзрачное, несколько отечное лицо с голубоватыми кругами вокруг глаз; коренастая фигура с короткими ногами и широким тазом делала ее более полной, чем она была в действительности.

— Я ждала вас значительно раньше, — сказала Марлен.

— Почему? — удивленно спросила Пия.

— Ну как, — Марлен Кальтензее пожала плечами, — убийства друзей моей бабушки и Роберта…

— Мы здесь совсем по другой причине. — Пия окинула взглядом со вкусом обставленную квартиру. — Мы вчера разговаривали с господином доктором Риттером. Вы его наверняка знаете?

К удивлению Пии, женщина хихикнула, как подросток, и по-настоящему покраснела.

— Он входил в этот дом. Собственно говоря, мы хотели только узнать, что он от вас хотел, — продолжала Пия, чуть растерявшись.

— Он здесь живет, — Марлен прислонилась к дверной раме. — Мы, собственно говоря, женаты. Моя фамилия больше не Кальтензее, а Риттер.

Боденштайн и Пия озадаченно переглянулись. Томас вчера в связи с кабриолетом действительно говорил о своей жене, но не удосужился сказать, что при этом речь идет о внучке его бывшей шефини.

— Мы поженились совсем недавно, — объяснила Марлен. — Я еще по-настоящему не привыкла к своему новому имени. Моя семья тоже еще ничего не знает о нашей свадьбе. Мой муж хочет дождаться подходящего момента, пока улягутся все волнения.

— Вы имеете в виду волнения, связанные с убийствами друзей вашей… бабушки?

— Да, верно. Вера Кальтензее — моя бабушка.

— А вы чья дочь? — поинтересовалась Пия.

— Мой отец — Зигберт Кальтензее.