Глубочайшая боль

Котята, выброшенные под почтовыми ящиками в коробке из-под какой-то бытовой техники, бегали по лестничным клеткам, наблюдали из-за тёмных поворотов парадной, казались пленниками уродливой структуры жизни дома. Наша квартира не была животворящим исключением. Ничего, кроме предметов первой необходимости, не заполняло холодные квадратные метры. Погоду в доме, говорят, создают общением. Мы редко пили чай вместе и ещё реже задушевно говорили. За два года прожитых вдвоём, нас сплотило всего одно происшествие – нашествие муравьёв. Занятное дело, выявлять штабы оранжевых и чересчур мелких насекомых. Они заполонили уборную, но больше пугали присутствием на кухне. Обнаружены, кстати, были совершенно случайно, в одно утро, которое не стало для меня добрым. Наконец решившись себя порадовать, с вечера, после затянувшегося учебного дня, я прошёл через пекарню, купив невероятную, слоёную булочку. Сахарно-коричная начинка, чуть вытекшая и подпечённая между слоёв похрустывающего на поверхности и тающего внутри пышного теста, так и пророчила необыкновенное начало пятничного дня. Творение кулинарии, завёрнутое в целлофановый кулёк, было оставлено на кухонном столе. Утренние умывальные процедуры прошли на высшем уровне предвкушения (прошли они мимо за начало завтрака). Заваренный, крепкий пакетированный чай, разбавленный молоком непонятного, скорее всего синтетического, происхождения, в то время был лучшим вариантом напитков, которые я мог себе позволить, ждал своей очереди, помочь кусочку булочки добраться до желудка. Ожиданием от этого утра было наслаждение. И, наверное, лукавый нашептал мне на ушко всмотреться в лакомую булочку. Вместе с бурым сахаром на поверхности, словно кондитерской посыпкой, слойка пестрила прилипшими муравьями. Остаток колонии уже штурмовал мои руки, добираясь до локтей и колко кусая. Смак потерял возможности существования, как мы потеряли спокойные ночи. Не знаю, как долго мы жили с «соседями», но после знакомства, потеряв всякий стыд, они посещали наши кровати, разделяя ложе и нанося ужасные физические ощущения. Зуд, покраснения и чесотка стали моими спутниками, такими же явными, как и не покидающее чувство постоянно ползающих под одеждой, в волосах и на лице муравьёв. У меня стремительно развивалась паранойя. Вывести неприглашенных госте удалось спустя множество вариантов использованного яда.

Завершив второй год тамошнего проживания, пришлось съехать с квартиры. На лето я вернулся в отчий дом.Все три месяца, прожитых в родных стенах, стали началом размышлений о нахождении собственно места успокоения. Я не вернулся домой, всего лишь приехал погостить.У меня ничего не осталось. Друзья детства – сплошное воспоминание. И как бы мне не хотелось взрослеть, это было медленно и неизбежно. В компании, которая совсем недавно была приоритетом моей жизни, я чувствовал себя не в своей тарелки. Ручеёк втёк в море, оставив прирусловые камни в дали от нынешнего круговорота событий. Родные, чьи взгляды на жизнь имели наивысшую ценность и являлись примером восприятия мира, стали досаждать своей назойливостью. За этот небольшой промежуток времени мой разум приобрёл небольшую возможность для самореализации и теперь, вопросы восприятия мира ярко контрастировали с прошлыми взглядами. Это ежедневно развивало острые конфликтные ситуации, усугубляя внутреннее состояние.Лето окончилось мыслью о неправильном жизненном понятии и новым переездом в совсем другую квартиру того же города.

Дом, в котором я поселился был обжит ещё в то время, пока я посещал начальную школу. Деревья, по весне распускающиеся ароматными, белыми цветами черёмухи, были высажены в самом начале пути расселения людей по квартирам. Я жил один.Возвращаясь домой ночью, переступая порог, меня каждый раз встречал приятный, нежный запах прошлой семьи, который въелся в обои, полы, плинтуса, в каждый уголок квартирки. Жильцы, жившие тут до меня, подарили этому месту заботу, которая теперь опекала меня. Радость от одинокой жизни в инкубаторе, созданном чужими руками, через полгода стала угасать. Каждая вещь имела своё собственное место, где, казалось, произрастали их корни. Не было возможности изменить обстановку, мне будто навязывали такой образ жизни. Я был вынужден проводить больше времени вне этих стен.

Город, приютивший меня среди своих бесчисленных построек, сохранённых переулков и парков, становился мне интересен. Прекрасно скомпонованные спальные районы серых домов, районы для молодых семей, обустроенные всеми цветами радуги и даже больше, промышленные районы, районы шоппинга и развлечений. Но как красиво не обустраивалось все под ногами людей, на уровне их глаз, в местах труда и жизни, стоит поднять глаза вверх и сознание устремляется к бесконечности. Прямые и нестандартные кромки крыш зданий, прилипшие к небу, кажутся декорациями, и всё, что происходит внутри их границ – хомячьим театром.

Chapter

2