Глубинный путь

Видно было, что инженеру трудно сосредоточиться. Что-то его тревожило, и мне казалось, что этим "что-то" было присутствие Лиды.

Гости Аркадия Михайловича поговорили еще немного. Наконец, видимо устав, все решили, что на протяжении ближайших дней каждый обдумает проект Тараса Чутя и то главное, что из проекта возникло, а инженеры и физики сделают, кроме того, необходимые расчеты. Потом, на внеочередном "вечере фантазии", все это снова станет темой дискуссии.

- Только прошу журналистов пока не спешить с писанием и даже с разговорами, - сказал профессор, - а то еще попадем в юмористический журнал.

- Понимаю, - ответил я профессору. - Обещаю молчать.

- Очень рад, что меня понимают, - засмеялся профессор.

Короткая летняя ночь уже кончалась, когда мы выходили из квартиры профессора Довгалюка.

6. НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ

Станислав уехал на дачу. Он оставил меня в своей квартире, заявляя, что моя обязанность, пока не приедут родители, охранять его сестру. Должно быть, Лида и в самом деле после случая с ворами побаивалась оставаться одна на ночь.

Мне была отведена небольшая комната рядом с кабинетом, и Станислав взял с меня слово приходить домой не позже одиннадцати вечера.

Я обещал сдержать слово и за это получил запасной ключ от квартиры.

Около часа дня я перевез из гостиницы на улицу Красных Ботаников свои вещи и отправился в редакцию. Первым я встретил там Догадова. Он обнял меня за плечи и, ведя по коридору, начал расспрашивать о "вечере фантазии".

- Интересно. Расскажите, кто был.

- Не так интересно, как я думал, но мне нравится эта затея. Получается очень забавно.

- О чем же там говорили?

Вспомнив, что профессор просил не рассказывать о фантастическом плане Тараса Чутя, я не знал, что ответить Догадову. Собственно, и без того я не отважился бы говорить: вчерашняя беседа в дендрарии профессора Довгалюка казалась мне делом несерьезным. Но ответить было надо.

- Ничего особенного. Ну, говорили о мальчике, приславшем в "Звезду" письмо...

- То письмо, которое взял у нас профессор?

- Да.

- А что о нем говорили?

- Говорили, что из парнишки человек получится, - выдумывал я, лишь бы что-нибудь сказать. - По мнению нескольких присутствующих, это должен быть талантливый мальчик. Ну, а по-моему, - я засмеялся, чтобы мой собеседник понял, что это шутка, - по-моему, он просто гениален.

- Да ну?

- Вот вам и "ну".

Я рассказал о вторжении в дендрарий идиота Черепашкина и вызвал своим рассказом у Догадова веселый смех. Он снова попросил меня помочь ему посетить один из вечеров профессора.

- Сестра вашего летчика была?

- Была.

- Вы меня с нею познакомите?

- Постараюсь, - не особенно охотно пообещал я.

Из редакции я пошел обедать в ресторан, а перед вечером вернулся на новую квартиру. Из столовой выглянула Лида.

- Идите сюда, - позвала она.

В столовой, возле широко раскрытого окна, того самого, через которое позапрошлой ночью удрал вор, стоял - кто бы вы думали? - инженер Макаренко.

Он был высокого роста, но не очень строен. Густые черные брови над темными глазами, то хмурыми, то, наоборот, спокойными, жизнерадостными. Хорошее мужественное лицо, которое немного портили большой нос и тонкие губы. Он говорил не очень громко, отчетливо выговаривая слова и сопровождая их короткими жестами... Вряд ли Ярослав Макаренко мог понравиться кому-нибудь с первого взгляда. Но, присмотревшись к нему ближе, нельзя было не заметить, что это человек полный противоречий, борющийся с самим собой, человек, который остро чувствует, лишен самоуверенности, наоборот - склонен к сомнениям и колебаниям, но в то же время отличается невероятной настойчивостью.

- Выспались? - спросил я его, чтобы завязать разговор.

- Я могу мало спать, когда нужно. Один шахтер научил меня так спать, что минут за двадцать - тридцать высыпаешься и чувствуешь себя совершенно бодрым, - улыбнулся он.

- И вы всегда так спите?

- Нет. Злоупотреблять этим не следует.

- Вы бы меня научили.

- Это нужно показать. Может быть, когда-нибудь сделаю.

- Ну, а я едва не опоздала на работу, - сказала Лида. - Сегодня лягу рано... Хотите чаю?

- Если позволите, то немного погодя, - сказал я.

- Хорошо. Тогда я угощу вас концертом. У нас радиола, а Станислав принес новые пластинки.

- Я предпочел бы пианино, - проговорил Макаренко.

Он посмотрел на Лиду таким ясным, хорошим взглядом, что мне захотелось сказать:

"Я знаю, что вы называли Лиду Снежной Королевой".

Лида подошла к пианино, открыла крышку и провела рукой по клавишам.

- Ярослав, что?

- Ты знаешь, что я люблю.

- Шопена?

Они на "ты"? А как же Барабаш?

Хотя я и не очень понимаю в музыке, но Шопена люблю. Лида играла так, что и сейчас, много лет спустя, закрыв глаза, я с необыкновенной яркостью вспоминаю ее за пианино, снова в ушах моих звучит музыка, снова меня охватывает очарование тех минут.

Прислонившись головой к оконной раме, прикрыв глаза, Ярослав Макаренко слушал музыку.

"Может быть, мне лучше уйти отсюда?" - подумал я.

Вдруг у входных дверей прозвучал звонок. Я встал, чтобы открыть. Лида оборвала игру.

За дверью стоял Барабаш.

- Добрый вечер! Добрый вечер! - весело приветствовал он меня.