Глубинный путь

Я с большим интересом ждал ответа следователя, но меня постигло разочарование.

— Я хотел бы подробнее разобраться в этих технических вопросах, — сказал Томазян.

— Хорошо, я скажу Догадову. Может, у него получится что-нибудь интересное.

— Попробуйте, только не говорите, что предложение исходит от меня. Пусть лучше считает, что это его инициатива. Тогда он наверняка старательно потрудится над статьей.

Машина остановилась перед зданием аэровокзала.

Обычно я бывал здесь днем, когда жизнь на вокзале била ключом. На небольшой площадке всегда стояло много машин, в воздухе и на аэродроме гудели моторы, по радио звучали сообщения о прибытии и отлете рейсовых самолетов.

Теперь здесь было безлюдно. Кроме нашего автомобиля, в углу бетонированной площадки чернели еще две машины — вероятно, дежурные. Поражала тишина, которую нарушала только работа одинокого авиационного мотора где-то за зданием аэровокзала. Но вот мотор загудел сильнее. Мы едва успели пройти через пустой зал для пассажиров и очутиться у выхода с другой стороны, как увидели, что с аэродрома поднялся самолет, мигнул зеленым огоньком и полетел на восток.

— Макаренко и Кротов улетели, — сказал Томазян.

Должно быть, так оно и было, хотя по пути я наделся, что нас отправят одной машиной.

Дежурный по аэровокзалу занялся нами.

— Ваша машина готова, — сказал он. — Пилот Атабаев ждет на аэродроме. Видите, вон там.

Он указал нам машину, стоявшую отдельно от других самолетов, которые, должно быть не поместившись в ангарах, ровной линией расположились на поле.

— На трассе плохая погода, — сообщил дежурный. — Над Байкалом туман, а за Хамар-Дабанским хребтом шквальный ветер. Может быть, вы отложите полет?

— Ни в каком случае, — решительно заявил я. — Ведь вон та машина полетела?

— Я их предупреждал, но они не послушались. Пилот не возражал, и я выпустил машину.

— А наш пилот возражает?

— Напротив… Это такой сорвиголова…

— И прекрасно.

Томазян молчал. Дежурный повел нас к самолету, но, когда пришлось лезть в кабину, мой спутник вдруг задержал меня и неожиданно заявил:

— Вот что. Я вижу, что мне нужно остаться в Иркутске. Вы летите один. Следите за всем, что делается в шахте, охраняйте Лидию Шелемеху и трижды в день радируйте мне. Вот вам шифр для радиограмм.

Томазян дал мне маленький блокнотик.

Признаюсь, заявление следователя удивило меня. Неужели он испугался тумана и шквального ветра на трассе полета? Пораженный, я молчал, не зная, что ответить.

— До свиданья, — после некоторого молчания сухо сказал я и, взяв блокнотик, быстро влез в кабину.

Машина двинулась. Сквозь открытое оконце ударил в лицо ветер. Минута — и мы поднялись в воздух.

Темная долина Ангары указывала путь к Байкалу. Навстречу мчалось звездное небо.

Но скоро звезды начали тонуть во мгле, и вдруг перед нами возникла черная пропасть. Самолет с грохотом ворвался в нее, и нас окутала непроницаемая темнота.

Впервые в жизни пришлось мне почувствовать силу стихий воздушного океана. Мы летели слепым полетом над озером и над горами. Не знаю, куда и как вел пилот машину, но я скоро утратил всякую возможность ориентироваться. Пилоту помогали многочисленные приборы, а я был словно слепой. Ночной туман окутал все вокруг. Может быть, под нами шумели волны Байкала, но мы их не слышали. А может быть, мы уже пролетали над заснеженными вершинами гор Хамар — Дабана. Скоро я почувствовал, что дышать становится труднее и в висках словно застучали молоточки. Охваченное усталостью тело отяжелело. Стало холодно. Пришлось поднять воротник, спрятать руки в рукава, сжаться, насколько было можно. По-видимому, пилот, боясь налететь в тумане на шпили гор, поднялся очень высоко.

Вдруг над нами снова замерцали тысячи далеких звезд. Черная пропасть оставалась под нами, и, если бы не полярный холод, я совершенно успокоился бы — небо можно было наблюдать до самого горизонта. Но холод так донимал, что руки и ноги совсем окоченели. Мне казалось, что я замерзаю. Собравшись с силами, я хотел открыть дверь в кабину пилота и окликнуть его, но это не так легко было сделать. Не хватало сил подняться с кресла, что-то словно привязало меня к нему и не отпускало, несмотря ни на какие усилия. Каким-то образом мне удалось опуститься на пол и проползти один шаг, отделявший меня от дверцы в кабину пилота. Нужно было еще открыть дверцу. С величайшим напряжением я сделал и это. Атабаев обратил на меня внимание и, поняв, в чем дело, выпустил из рук штурвал, сбросил доху, которая была на нем поверх мехового комбинезона, и подал ее мне.

Потом мы начали проваливаться в темноту, мне стало легче дышать и удалось натянуть доху. Мех быстро согрел меня, я получил способность двигаться и, хотя чувствовал себя так, словно меня избили, все же сел в кресло.

Через некоторое время самолет снова начал подниматься. Я догадался об этом, потому что неожиданно опять появилось звездное небо. Снова мы летели на звезды, а совсем близко, под нами, белели покрытые снегом вершины гор.