Глубинные течения [Океан инволюции]

Здесь, посреди кратера, не приходилось дожидаться утра в холодной тени восточных скал, как в Арнаре, и темнело не так рано, как в Острове-на-Взводе. Но и тут вечер приходил в одно и то же время, и солнце начинало дневной путь в одном и том же месте. Наклон оси планеты не превышал одного градуса. Оттого на Сушняке и не существовало времён года, да и о погоде говорить не приходилось. Всюду — однообразие, постоянство, застой, и в домах и в головах, и ныне и присно и во веки веков, аминь.

На исходе дня Десперандум вытащил сети и бережно расправил их на палубе. Улов состоял из трёх-четырёх сотен гранёных камешков планктона, белых жемчужин икры, непонятных толстеньких пружинок, крапчатых зелёных яиц, розовых, покрытых коричневыми прожилками, дисков. Среди прочего выделялся чёрный шипастый шар размером с кулак.

Капитан опустился на колени и принялся разбирать добычу, попутно делая пометки в блокноте. Отобранные экземпляры, сдобренные горстью планктона, отправились в аквариум. Десперандум сгонял матроса на камбуз за водой и разбрызгал несколько унций над пылью.

— Скоро начнут вылупляться, — просветил он меня, — посмотрим, что там у нас.

Я кивнул; капитан ушёл. Солнце уже скрылось, начало холодать. Теперь пыль двигалась иначе: она остывала на поверхности и скользила вдоль стенок вниз. Течением планктон прибило к самому стеклу.

В некотором смысле аквариум являл собой кратер в миниатюре. Само собой, слишком круглый, и не хватает камней здесь, здесь, здесь и здесь. Остров-на-Взводе, Арнар, Крошащиеся острова и сумрачное Упорство. «Выпад» сейчас где-то вот тут, ползёт себе вдоль северной стенки. На его борту — крохотная пылинка по имени Джон Ньюхауз, различимая разве что в микроскоп… И придёт же в голову, улыбнулся я, спустился к себе и вскоре заснул. Корабль плыл дальше.

Наутро в пыли стало заметно какое-то шевеление. Едва поднявшись, Десперандум вооружился сачком с длинной ручкой и осторожно погрузил его в пыль. Время от времени он выуживал какую-нибудь рыбёшку или крабика и ставил галочку напротив одного из пунктов своего списка. Микрофон его маски разносил басовитое мурчанье — капитан находился в весёлом расположении духа. Меня же, напротив, весьма тревожила его начерно заштопанная рука: порез на шее зажил отлично, а вот ладонь покраснела и распухла. Оставалось надеяться, что он принимает антибиотики.

Число тварей, побывавших в сачке, оказалось меньше числа яиц в списке. Но капитана это не слишком обеспокоило — похоже, он и не надеялся переловить всех, шаря вслепую. Вытащив одну и ту же рыбу в третий раз, он лишь пожал плечами и бросил своё занятие. Подобная небрежность со стороны Десперандума меня немало удивила. Я бы меньше удивился, если б он пропустил всю пыль сквозь мелкое сито. Возможно, капитана остановило беспокойство за здоровье подопечных.

Изначально было двадцать восемь яиц, попалось же всего шестнадцать существ. Вскоре планктона заметно прибавилось — проросли споры, попавшие в аквариум вместе с пылью. Да и пойманный накануне планктон, почуяв воду, начал делиться. На следующий день на поверхности засверкала россыпь крохотных драгоценных камней. Нескольких крупных вскоре не стало — их съели.

Десперандум добавил воды для лучшего роста основного корма и снова занялся рыбалкой. На этот раз ему повезло больше — он поймал двадцать особей. Странное дело — некоторые из попадавшихся накануне упорно не желали ловиться, в том числе и та рыбёшка, которую он вчера вытащил трижды. Но и это его не смутило. В конце концов, все обитатели аквариума целиком в его власти.

Я решил не забивать себе голову и оставил попытки разгадать ход мыслей Десперандума. Старики вообще живут в своём мире, столь же непохожем на мой, как несхожи ребёнок и взрослый.

В тот день мы настигли кита и отправили за борт три яйца.

Утренний улов капитана состоял лишь из пятнадцати экземпляров. Среди них обнаружился небольшой хищный осьминог, на которого списали исчезнувших рыб. Десперандум извлёк его из обращения и препарировал.

Через день осталась дюжина. Капитан избавился от трёх всеядных, свалив пропажу на них. В своём списке он определил принадлежность двадцати семи яиц из двадцати восьми. Блестящее, чёрное и шипастое оставалось загадкой.

Но на следующий день сгинули все, кроме четверых. Терпение капитана лопнуло, и он опрокинул банку. Пыль с тихим шелестом двинулась по палубе к шпигатам, неохотно возвращаясь в море. Не мешкая, Десперандум собрал барахтавшихся или убегавших тварей: трёх крабов, мелкого осьминога-вегетарианца и личинку пылемерки. Капитан нахмурился. Все его пленники не ели ничего, кроме планктона и, если повезёт, морской капусты, встречавшейся в этой части кратера. Наконец он заглянул в аквариум. Внутри, прилепившись к стенке присоской цвета пыли, висел сушняцкий анемон.

— Ну и ну! — вырвалось у Десперандума. — Анемон! Вот так удача!