Глубинка

Видя, как веселье брата в долю секунды сменилось неприкрытой досадой, я не смог удержаться от смеха.

Вечером мы сидели на летней кухне и пили чай с печеньем и свежими булочками, которые Андрей испек в духовке. Я был настроен на то, чтобы экономить газ, но если мой брат что-то решил, то переубедить его было не проще, чем повернуть вспять Миссисипи: он кивал, вслух соглашался с тобой — после чего делал все по-своему. Но булочки получились вкусными: на такие газа не жалко.

— Ты сказал, что знаешь человека, который мог бы рассказать мне про капище. Кто он?

— Ты тоже его знаешь. Это Пашка Смирнов, помнишь такого?

— В первый раз слышу.

— Да ладно! Может, ты и Веню-шамана не помнишь?

— Помню, конечно. Такого забудешь!

— Ну вот, а с ним паренек все время ходил, байки нам всякие рассказывал.

— Ааа… Теперь вспомнил.

Веня-шаман был своего рода здешней знаменитостью. Когда мы были совсем детьми, он жил в Зуево, ему принадлежали два крайних дома, что сразу за Витькиным. Свое прозвище он обрел благодаря образу жизни: он носил длиннющую шевелюру, бороду, все время ходил босым, и летом (на минуточку, летом у нас в обилии водились змеи, и не только безобидные ужи, а вполне себе ядовитые гадюки), и зимой (ну, сами понимаете), и постоянно рассказывал всевозможные небылицы. Говорили, он был йогом, спал на стекле и питался воздухом. Немного повзрослев, я узнал, что питался он еще и водкой. К нему часто приезжали гости, иногда обычные, иногда странные, но всегда у него было людно, слышался смех, то и дело накрывали на стол. В какой-то момент Веня собрал вокруг себя небольшую группу не то последователей, не то собутыльников, все — молодые ребята из соседних деревень, и стал ходить с ними, в чем-то их просвещая. Вреда от них не было, и деревенские мужики их не трогали, хотя и болтали всякое за спиной. Среди этих последователей был и Пашка Смирнов, длинный нескладный парень, который говорил, будто понимает язык комаров.

Вообще, мы Веню побаивались, и, хотя он знал массу интересных историй и страшилок, старались держаться от него подальше. Особенно напугал он нас однажды в ночь Ивана Купалы, когда мы жгли костер на берегу озера, а он вывалился из леса вместе со всей своей бандой и устроил бесовские пляски на глазах четверых маленьких детей. Потом, конечно, пришли взрослые, разогнали буянов, но мы еще долго не могли отойти от увиденного и обсуждали произошедшее исключительно шепотом. Среди беснующихся тогда был и Пашка. После этой истории Вениным ученикам запретили ходить в деревню. А уже позже я узнал, что Веня бросил свои дома и уехал в Москву, где стал успешным предпринимателем и сейчас владел небольшой сетью продуктовых магазинов. Вот вам и шаман.

— А Пашка, стало быть, не уехал?

— Нет. Он в Толосцах живет. По крайней мере, жил, когда я последний раз сюда заезжал. Мы с ним в магазине встретились, он меня узнал, в гости звал. Он сразу за магазином и живет, это я запомнил.

— Ты не пошел?

— Нет, я торопился тогда. Но ты, если хочешь, зайди, вдруг совсем уж скучно станет здесь куковать. Он тебе много интересного расскажет, я уверен.

Глава V: Обо всем понемногу

Рассвет застал меня нежащимся в кровати и совершенно не желающим поднимать свое туловище выше уровня матраса. Андрей уехал еще затемно, бодро взревев на улице всем своим внедорожным табуном под капотом. Моя несчастная Пенелопа в ответ жалобно чвиркнула брелоком сигнализации, словно призывая хозяина рвануть следом за удаляющейся машиной. Нет уж, дорогуша, у небесной канцелярии относительно нас совсем другие планы.

Мысли лениво перетекали в голове, задерживаясь на каких-то незначительных остановках, после чего снова начинали неспешное кружение в дебрях памяти и чувств. Например, подумалось, что сегодня понедельник, и сейчас в сотнях городов и деревень, от Мурманска до Кейптауна, толпы людей идут, кто на работу, кто на учебу, кто просто по делам — а я лежу тут, совсем один, и мне почти хорошо. Меня не ждут на работе, и мне не нужно никуда идти. Я — капля, выброшенная из людского моря, что мирно покоится в двух шагах от кромки прибоя, недостижимая для волн и приливов. Не выше других и не ниже — просто в стороне.