Глотка

– Боб Бандольер мертв уже двадцать лет. Он не мог поджечь емкости с пропаном в доме в Элм-хилл.

– Не мог, – согласно кивнул я.

– Этот жалкий старик никого не интересует, – продолжал Фонтейн. – Вы не сможете доказать, что он был убийцей «Голубой розы». Ни вы и никто другой. Дело было закончено в пятидесятом году. Вот так. Даже если бы мы захотели дорасследовать его, что само по себе абсурдно, то наверняка пришли бы к тем же заключениям, что и тогда. И еще. Если вы будете ездить по городу, волнуя его мирных граждан, я вышлю вас в Нью-Йорк первым же самолетом. Или лично арестую за нарушение общественного спокойствия. Это понятно?

– Могу я задать вам несколько вопросов?

– Это понятно? Вы поняли меня?

– Да. А теперь моту я спросить вас кое о чем?

– Если считаете нужным, – пожав плечами, Пол пошел впереди меня по дорожке.

– Вы слышали то, что имели сообщить о Бандольере супруги Санчана?

– К сожалению, да.

– Вам не пришло в голову, что все-таки существует вероятность, что они правы?

Фонтейн поморщился, словно от головной боли.

– Следующий вопрос.

– Откуда вы узнали, где искать его могилу?

Повернув голову, Пол внимательно посмотрел на меня. Грудь его мерно вздымалась и опадала.

– Хороший вопрос. Но это не ваше дело. Все?

– Полиция Элм-хилл по-прежнему считает, что взрыв в доме Санчана был несчастным случаем?

– Это тоже не ваше дело.

Я не мог задавать ему вопросы, ответы на которые действительно очень хотел получить. И тут мне в голову пришел совсем вроде бы безобидный вопрос.

– Вы не знаете, второе имя Бандольера было не Кейзмент? – сказав это, я тут же осознал, что косвенно выдал свою осведомленность об «Элви холдингс».

Фонтейн закатил глаза. Начинало темнеть, и в нашу сторону плыли тяжелые серые тучи, края которых были красными от лучей заходящего солнца. Фонтейн вздохнул.

– Вторым именем Бандольера действительно было Кейзмент. Так написано в его свидетельстве о смерти. Он умер от опухоли мозга. Теперь все или у вас припасена еще парочка бессмысленных вопросов?

Я покачал головой, Пол засунул руки в карманы и направился к машине.

– А имя Белински для вас что-нибудь значит? – крикнул я ему вслед. – Эндрю Белински.

Фонтейн остановился и резко обернулся.

– Хотя это тоже не ваше дело, но так мы называли начальника отдела по расследованию убийств, когда я только перебрался в Миллхейвен. Один из лучших людей, которых я знал. Он взял на работу почти всех теперешних сотрудников.

– Как вы называли его? – переспросил я.

Фонтейн поддел ногой камушек, уже сожалея, что ответил на мой вопрос.

– Его фамилия была Белин, но мать его приехала из Польши, вот его и называли Белински. Сначала это была шутка, а потом так и прилипло. Вы идете со мной или хотите возвращаться пешком?

Я пошел за Фонтейном, разглядывая надгробия и размышляя над тем, что он только что мне сообщил. И тут на разбитом надгробии я увидел вдруг знакомое имя и поспешил перечитать его еще раз, чтобы убедиться, что не ошибся.

Хайнц Фридрих Штенмиц, 1892-1950. Вот и все. Надгробие было не просто разбито, от него были целенаправленно отколоты куски, словно кто-то поработал молотком. Несколько секунд я смотрел на разбитый камень, чувствуя себя немым и усталым, потом пошел вслед за Фонтейном к машине. Пол как раз заводил мотор.

Забравшись обратно в машину, я понял вдруг, что Фи Бандольер должен был служить полицейским в Миллхейвене – он знал имя, известное только полицейским.

21

К тому моменту, когда Фонтейн снова вывернул на шоссе, тучи затянули все небо. Температура упала градусов на двадцать. Взглянув в зеркало заднего вида на едущий сзади грузовик, Фонтейн перестроился в другой ряд. Я закрыл окно – неожиданно стало холодно – и внимательно посмотрел на него. Пол вел себя так, словно меня не было рядом. Я откинулся на спинку стула, и мы в тишине и покое доехали до центра города.

Капля размером с куриное яйцо упала на стекло с моей стороны, еще одна – на лобовое стекло.

– Вы собираетесь улетать в Нью-Йорк, Андерхилл?

Вопрос удивил меня.

– Возможно, через какое-то время, – ответил я.

– Все мы совершаем ошибки, – помолчав немного, Фонтейн сказал: – Не знаю, зачем вам болтаться здесь теперь. – Капли дождя барабанили по крыше и стеклам.

– Вы сомневались когда-нибудь в городской полиции? – вдруг спросил я.

– Что? – Фонтейн подозрительно посмотрел в мою сторону.

Казалось, облака прорвало окончательно, и на машину буквально хлынул водный поток. Фонтейн включил щетки и несколько секунд беспомощно вглядывался в темноту, пока они не заработали. Затем он зажег фары.

– Я, наверное, не так выразился...

– У меня есть большие сомнения насчет вас, и вы должны об этом знать. Вы не очень хорошо понимаете полицейских.

– Я знаю, что вы хороший детектив, – сказал я. – У вас замечательная репутация.

– Оставьте меня в покое, что бы ни было у вас на уме.

– Вы никогда не слышали о...

– Стоп, – сказал Фонтейн. – Остановитесь.

* * *

* * *

* * *