Глинка: Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни

Санкт-Петербургский пансион, ощущая правительственный запрос, делал установку на воспитание чиновников, преданных власти и способных к любым самоограничениям ради службы. Строгая дисциплина, постоянный контроль надзирателей и спартанские условия проживания – все это было направлено на укрепление качеств, традиционно связываемых с мужским характером. По сути, мальчики находились в закрытой системе, отчасти напоминающей военную[128]. Управление пансиона контролировало внеклассное чтение учеников – в основном это был список книг по русской истории, чтобы воспитывать патриотизм, и книги, посвященные путешествиям, что весьма импонировало Глинке.

Обязательной частью для воспитания благородного человека был блок предметов, связанных с искусствами, – архитектура, рисование, черчение, пение, фехтование, «танцование» (как указано в Положении пансиона). При этом желающие обучаться музыке должны были платить за уроки отдельно. Инспектором по музыкальной части служил известный и уважаемый Катерино Кавос (1775–1840)[129], чью музыку Глинка знал. Через десять лет судьба сведет их для совместной работы над постановкой первой оперы Глинки «Жизнь за царя». Несмотря на почти двадцатилетнюю разницу в возрасте, они станут единомышленниками.

Глинка не отличался физической сноровкой: в танцах был плох, как и в фехтовании.

Учитель часто говорил:

– Эй, Глинка, заколю!

И действительно – больно колол.

Учащихся готовили к публичной деятельности – будущие дипломаты, чиновники должны уметь выступать в обществе, отстаивать свою точку зрения. Для этих целей устраивались публичные экзамены, которые давали возможность перехода из низших в высшие классы. В главный зал приходили приглашенные важные особы и многочисленная публика из дворян. Любому из сидящих в зале разрешалось задавать экзаменуемым вопросы.

Хор воспитанников исполнял церковные песнопения и канты. Для большей торжественности приглашался оркестр. Живописцу, состоявшему при Герольдии (специальном отделении Сената, занимающемся гербами), заказывали «золотую книгу» для внесения в нее имен лучших воспитанников.

В кругу юных гениев

Глинка попал в общество дворянских мальчиков, что кардинально отличалось от прежнего его домашнего, преимущественно женского окружения. Мальчики-подростки забавлялись, подшучивали друг над другом, устраивали небезобидные розыгрыши.

В сообществе главенствовал дух конкуренции – начиная от физической силы до умения лучше всех сочинять эпиграммы или играть на рояле. Миша не отличался физической силой и меткостью эпиграмм, но музыкальные способности поразили его сверстников. Его записывают в свои друзья «вожаки». Они прощают его застенчивость, мягкость и сельскую простосердечность. Мягкость и чувствительность были в моде. Глинка, понимая особенности своего характера, часто называл себя «мимозою». Цветок изящный, источающий тонкий аромат, но закрывающий листы при любом неаккуратном обращении.

Сравнения с цветами и цветочная символика часто использовались в то время – очередная дань увлечению французской культурой. Флорошифры применялись не только в литературе, но и в быту, оказываясь частью повседневности. Мимоза, кроме того, была символом чувственного начала, чаще всего ее образ избирали для себя девушки. Например, мимозой себя называла Анна Керн, ставшая позже хорошей знакомой композитора[130].

По вечерам Мишеля приглашал к себе Кюхельбекер, который собирал в мезонине друзей. Каждый из них претендовал на статус русского гения. К нему приходили Антон Дельвиг, Евгений Баратынский, Александр и Лев Пушкины.

Юноши часто обсуждали новые стихи – критиковали страстно и открыто.

Лёвушка, так называли младшего Пушкина близкие, эмоционально рассуждал о красивых и совершенных по форме стихах Дельвига и критиковал их, говоря:

– Сейчас время перемен, нового искусства, революций, бури и натиска.

Мишеля считали человеком с хорошим вкусом, знающим толк в поэзии. От него ждали приговора. Свой ответ он даст через несколько лет: на стихи Дельвига он сочинит проникновенные романсы.

Их разговоры переходили от современной литературы к политике. Споры в целом характеризовали эту послевоенную эпоху, наполненную противоречиями. Невероятный патриотизм, народолюбие, безграничная вера в царя, прозванного Агамемноном за его непобедимость, соседствовали с тайными обществами, цель которых была переустройство системы власти разными способами – от мирных переговоров до цареубийства. Наверняка юноши обсуждали противостояние двух литературных сообществ – «Беседу любителей русского слова» и «Арзамас». Первые претендовали на восстановление старины, в том числе в русском языке, который они стремились очистить от иноязычных слов. Вторые – объединились, чтобы пародировать и высмеять несостоятельность этих взглядов и предложить общий европейский путь.