Гигантский зевок прерывает умственные потуги. То ли от перенапряжения, то ли от обеда, которым меня потчевали… Но глаза неумолимо закрываются. Не устаю поражаться гибкости нервной системы! Где я только не спал за последнюю пару месяцев! Дрых без задних ног на «Суворове» после Корейского боя и первой контузии… Что немаловажно, перед сражением – тоже… С упоением младенца гулял по царству Морфея среди сопок Маньчжурии, когда по пятам шла японская армия и над головой рвалась шрапнель… Храпел как суслик после попытки похищения японской разведкой (кстати, тот сон, с влитой наркотой, был самым крепким и лучшим!), сопел как убитый в тюремном вагоне давеча… А теперь вот засыпаю в крепости Владивостока. В каком-то из фортов.
Глаза окончательно закрываются, и я вытягиваюсь поудобней в своем последнем осознанном действии.
Большой колонный зал Государственной думы. Наверняка тот самый, откуда депутатов выгнал «усталый караул» во главе с матросом Железняком…
Я робко прохожу внутрь, усаживаясь на свободное кресло с краю. Рядом – бородатый дядька в черном сюртуке, что-то торопливо записывает в блокнот.
В президиуме собрания восседают: Николай Второй, Владимир Ленин и невесть как тут появившийся Дарт Вейдер. Поблескивая в черном шлеме отсветами огромной люстры, инопланетный харизматик уютно устроился аккурат подле вождя революции. Только на шлеме рога – явно выходят из образа. И если Ники не обращает на того никакого внимания, то Ильичу явно не по себе от такого соседства. И он нет-нет да и поглядывает на странного персонажа краем глаза. Кроме него, впрочем, всем, похоже, начхать на состав президиума. Ибо в зале происходит обсуждение важнейшего, волнующего всех сакрального вопроса: что делать с судьбами России-матушки? Речь за небольшой трибункой с двуглавым орлом как раз держит некий депутат. До боли напоминающий отчего-то Жириновского. Хотя что Жиру делать в девятьсот пятом?.. Просто похож, и все…
– …Погромы!.. Дождетесь, будут у вас еврейские погромы!.. – потрясая кулаком в воздухе, эмоционально распаляется тот. – Крестьяне… Крестьянство – в заднице!.. – При этих словах он оборачивается на Николая. У которого срежь усы – получится вылитый Медведев, говоря по-честному. Сидит себе, всхрапывает, как и положено.
Не дождавшись реакции, Жир продолжает активно жестикулировать:
– На фабриках рабочий день – шестнадцать часов, социальных гарантий – ноль, образования – никакого, кроме церковно-приходских классов… Прольете реки крови, свергнет вас сосед, уважаемый Николай Александрович!.. – Дойдя до кипения, Жир наливает из графина воды, присасываясь к огромному кубку.
Проснувшийся при слове «свергнет» Николай начинает о чем-то перешептываться с Лениным, который согласно кивает.
– Господин хороший, все так! – Царь задумчиво поглаживает бороду. – Но вот мсье Ульянов только что подтвердил: расстреляет он меня с семьей лишь в восемнадцатом… Так ведь, Владимир Ильич?.. – робко улыбается помазанник.
– Именно! – дружески кивает Ленин. – Так что всему свое вгемя, господин оппогтунист… – Безбожно картавя, Ильич не перестает ошалело косить в сторону Вейдера. Тому, впрочем, все происходящее – по фигу. У лорда более важное занятие: ситх то включает, то выключает лазерный меч, рассматривая его на фоне зала, производя им время от времени пробные пассы.
– …Так что, господин хогоший, покиньте тгибуну, здесь вам не место для дискуссий!.. Пагламент! – Ленин уважительно подымает указательный палец. Крайне неосторожно, надо сказать! Ибо как раз в этот момент, световой меч после очередного замаха, проходя аккурат по этому месту, срезает палец начисто…
В зале кто-то кричит, кто-то падает в обморок… Но Ильич с побелевшим лицом успокаивающе машет укороченной конечностью:
– …Отчаяние свойственно тем, кто не понимает пгичин зла, товагищи!.. Спокойно! Я – пгекгасно понимаю, потому и не геагигую на… – Меч рядом грозно взлетает вверх. – …На обстоятельства, господа!
В этот момент меня трогают за плечо. Рядом красивая девушка, вся в белом. Глаза полны сострадания.
– Идемте отсюда, вам тут пока не место…
– Куда? – покорно встаю я за ней.
– Покажу вам… – Не оборачиваясь, она плывет к выходу. В последний раз обернувшись, я вижу на трибуне все того же Жирика, машущего рукой. «…За Дагестан!..» – доносится от него напоследок.
В длинном коридоре, теряющемся вдали, пустынно, только красивая девушка в белом платье, мило улыбаясь, стоит рядом. Множество дверей в стенах… Любопытство заставляет меня подойти к одной из них, и девушка согласно кивает:
– Загляните же! Ну?
С опаской нажимаю ручку, и створка подается.