Глиняный бог

Сделав это открытие, я хотел было бежать к Форрестоблю, министру нападения, как вдруг меня осенила мысль. Ну, получу я от него какое‑то вознаграждение, ну, похлопает он меня по плечу. А что дальше? Дальше мне заткнут рот, установят за мной слежку, а потом, чего доброго, где‑нибудь случайно прикокнут. Для того, чтобы концы в воду.

Нет, решил я, министерство нападения может подождать. А для моего открытия есть более гуманное предназначение.

И тогда я решил сдавать свою голову напрокат.

Делается это следующим образом. Согласно моему призыву, ко мне за “радикальной помощью в любом деле” (так было напечатано во всех газетах и объявлено по радио и телевидению) приходил какой‑нибудь господин X, дурак дураком. Я выслушивал, кто он и что он. Затем я делал несложный медицинский анализ и устанавливал, что X нужно пить, чтобы он слышал мои мысли. Таким же путем я находил лекарство для себя, чтобы слышать его глупые мысли и своевременно его поправлять. И двусторонняя связь мгновенно устанавливалась. За определенную плату господин X на короткий срок оказывался обладателем моей головы. А дальше он шел и делал свое дело, хотя, выражаясь точнее, его дело делал я.

Один господин как‑то явился ко мне с просьбой помочь ему напечатать его идиотский роман. Установив со мной телепатическую связь, он бодро отправился в редакцию и там произнес такую речь, что все вытаращили глаза и открыли рты. Господин, которого считали графоманом и круглым идиотом, проявил знания, эрудицию, критическое мышление и умение повергать критиков в прах. Ему сразу выдали денежный аванс и подписали с ним договор. Другой господин точно таким же образом получил патент на свое изобретение — машину, которая делает из воздуха сливочное масло. В этом случае я воспользовался своими знаниями хатха–йога, и когда великий изобретатель развернул свою дикую машину и запустил бензиновый движок, потрясенные эксперты и хроникеры газет просто обомлели. Из выхлопной трубы аппарата вместо дыма действительно полезло сливочное масло! Когда он ушел с изобретательским свидетельством, попытки получить масло, а также найти, куда делось то, которое уже было получено, ни к чему привели. Зато автор получил “большую прессу”, что ему, собственно, и было нужно.

Был у меня еще один господин, который захотел стать премьер–министром. Я вежливо ему отказал, так как это противоречило конституции. Но я согласился сделать его министром без портфеля. Для этого потребовалось, чтобы он возглавлял какую‑нибудь партию. Ему просто нужно было выступать перед избирателями какого‑нибудь округа, а это проще простого. Я передал сквозь этого претендента на роль премьер–министра слушателям содержание нескольких предвыборных речей, взятых из архива. Все они имеют удивительную способность не стареть и годятся во все времена истории нашего общества. Когда я, то есть, простите, мой министр, выступал, слушатели ревели от восторга или горько плакали при упоминании о так называемых “вечных человеческих ценностях” вроде свободы, христианской любви и прочего.

Этот господин стал министром без портфеля и моим постоянным клиентом, потому что время, от времени ему нужно было выступать в парламенте. Но его коллеги по кабинету все‑таки от него избавились. Позавидовали. Я переиграл — министр без портфеля выступал слишком хорошо. А это могло кончиться его дальнейшим повышением.

Конечно, были у меня и трудности, потому что при всей своей учености я не мог знать всего. Например, однажды ко мне явился некто и заявил, что желает быть клоуном и выступать в цирке. В моем представлении клоун — это человек веселый и остроумный. А у этого лицо напоминало загородную свалку в осенний, ноябрьский лень. Черт его знает, почему он захотел стать клоуном. Может быть, его дама любила посещать цирк, а может быть, ему просто захотелось, чтобы о нем написали в газетах. Сумма была солидной, и поэтому я предложил этому господину прийти попозже, надеясь, что мне удастся изучить клоунское искусство.

Дело здесь было явно более сложное, чем с министром без портфеля. Нужно было вызубрить несколько десятков острот, научиться ходить по канату и кувыркаться через голову. Речь шла о прокате не только головы, но и всего тела.

И вот, когда наступил момент его выступления, я понял, что у него ничего не выйдет, потому что ничего не выходило у меня. Остроты получались плоскими, а трюки неумелыми. В середине сеанса я отключился, и мой клоун оказался беспомощным посреди арены. И тогда он заревел, зарыдал так по–настоящему, что вся публика начала неистово хохотать, приняв его рев за действительно стоящую остроту.