Глиняный бог

Мы больше не разговаривали. Я улегся на койку, и, как Олег, стал смотреть в потолок… А фантазия рисовала мне страшные картины. Что в зеркало увидел профессор? Может быть, из высокого и тощего на каком‑то этапе он стал низеньким и толстым? После широкоплечим и мускулистым, как атлет, затем уродливым, как Квазимодо? А может быть, на оси “Ф” была точка, в которой он превратился в женщину, например в Джаконду? Бр–р–р! А дальше? Вирейский в форме куба, Вирейский в форме холодильника, Вирейский в форме веревки. Или жидкости, которую можно перелить в бутыль. Если она разобьется, Вирейский превратится в лужу на мостовой, и после его разбрызгают по сторонам колеса грузовика. Если жидкость, в ней все должно перемешаться, и тогда нет никакой надежды при путешествии обратно поставить все на прежнее место… А тем более, если газ, да еще утечка… Прибыв в начало координат, “мнимая ось” может оказаться с изъянами.

Бедный Вирейский! Бедный Олег! Все бедные.

И все же, это гениально, перемещать тела вдоль оси “Ф”! Революция в технологии, в хозяйстве, на транспорте!

Не знаю, сколько применений для “Ф$1 — транслятора я придумал за одну ночь. Когда я заснул, мне снились переходящие одна в другую формы различных тел, и время от времени перед глазами мелькала фигура “мнимой оси” — Вирейского, одна из возможных форм на бесконечном пути.

Через сутки после того, как Олег уехал со своим колпаком, я получил от него коротенькую телеграмму: “Все в порядке. Он жив”… Я до сих пор не знаю, что произошло. Может быть, его выпустили из железного баллона и вернули к началу координат? А может быть, он туда и не попадал, а просто “разыграл” ребят, которые очень затянули установку кварцевого колпака?

Об этом мне напишет Олег в обещанном письме…

СЛЕДЫ НА ПАРКЕТЕ

Паркет танцевального зала блестел, как зеркало. Тетя Нюра улыбнулась и поводила рукой в косых лучах яркого солнечного света. Она водила рукой и смотрела на белоснежный потолок, на который от паркета отражались лучи. Тень ее руки колыхалась на потолке.

— Вот натерла!.. — восхищенно говорила она сама себе, продолжая двигать рукой в снопе света. — Хорошо натерла!

Шесть окон слева и огромный пустой зал. Вдоль стен — откидные стулья. Справа обычно сидят парни, слева — девчата. Одни ждут, другие приглашают. Музыка из радиолы. Она в кинобудке, а динамики в четырех углах зала подвешены под потолком.

— Вот натерла! — шептала тетя Нюра. — Вот это…

Шепот внезапно оборвался. Рука застыла в солнечных лучах, а взор — на восковом зеркале.

— Вот это… — хотела было повторить тетя Нюра, и не смогла.

Она нагнулась низко к полу, после сделала шаг вперед, после еще и, внезапно выпрямившись и закатив рукава синего халата, решительно пошла к выходу.

Дядю Саню в зал она втолкнула насильно. Он упирался и не хотел идти.

— Скажешь, не ты! — кричала тетя Нюра.

— Чего пристала! Не был я здесь!

— Не был? А это чьи лапы? Чьи мокроступы? А? Мои, скажешь?

— Где?

— Вон, гляди вниз, на паркет, бык окаянный!

Дядя Саня нехотя присел на корточки и посмотрел на паркет. После протер глаза.

— Что‑то солнце слепит… — пробормотал он.

— А ты гляди, гляди и признавайся. А я сейчас побегу к Афанасию и заявление на тебя напишу!..

Дядя Саня стал на колени и припал к паркету.

— И впрямь наследил кто‑то, — наконец, пробормотал он. — Только не я. Не было у меня здесь работы. Тут все батареи исправные.

— Не было! — взвизгнула тетя Нюра. — Может, скажешь, мои башмаки! Ты вот глянь, ирод нахальный.

Она поставила свою ногу в центре четкого пыльного пятна на паркете.

— У меня номер тридцать семь, а тут все сорок пять! — кричала Нюра.

Дядя Саня медленно пошел вдоль пыльных следов на паркете. Он дошел до стены и остановился. После прошел обратно.

— Может, кто другой ходил? — неуверенно предположил он.

— Другой, говоришь? А ключи от залы у кого? Вот, у меня (она потрясла ключами в воздухе) и у тебя, козел грязный!

И вдруг она заголосила, закрыв лицо передником.

— Работаешь, стараешься!..

Дядя Саня опешил.

— Да нет, Нюрка, ей богу, не ходил, не мог я, потому как…

Он не докончил фразы. Быстро прошелся вдоль следов до стены, а затем почти бегом вернулся и взял Нюру за руку.

— А вот и не я. Докажу я сейчас тебе, что это был не я.

Нюра вытерла глаза и недоверчиво взглянула на водопроводчика.

— Так уж и докажешь! Все равно заставлю сызнова натирать.

— Гляди! — радостно воскликнул дядя Саня. — Вот один шаг, так? Вот второй. Вот третий! Идем. Опять шаг. Опять. И еще один. Так. Ну вот, все.

— Что — все? — спросила Нюра, когда они уперлись лицом прямо в белую стенку.

— Все! — торжествующе произнес Саня. — Не я тут был. Я так не хожу.

— Как это не ходишь?

— А очень просто. Говоришь, я ходил? Хорошо. Дошел я до этой стенки. А дальше.

Нюра непонимающе таращила глаза на водопроводчика.

— Что — дальше?

— А вот я тебя и спрашиваю, что дальше‑то было? Я, значит, дошел до этой стенки. А что было дальше?