Глядящие из темноты

Анфилада комнат была пуста — издевательски пуста. Проход был перегорожен упавшими балками, он попытался было перебраться через них, но от первого же прикосновения они просто-напросто рассыпались в труху. Пепел на полу лежал сплошным черным слоем, в задней комнате почему-то рухнула стена, груда камней громоздилась, преградив ему путь. Он стоял, растерянно озираясь, — никого. Было настолько тихо, что он различал собственное частое дыхание.

— Сорейль, — попытался вновь крикнуть он. Но сказал это едва слышно, словно боялся потревожить кого-то. В комнате до сих пор висел какой-то странный запах — лишь теперь он сообразил, что пахло пороховым дымом.

— Как же мне теперь? — растерянно пробормотал он.

Рука отчаянно заболела — он и забыл про нее.

Он покосился на забинтованное плечо — расплывшееся по полотну пятно было уже не ярко-красным, а бурым; боль была просто нормальной реакцией, заступившей место первоначальному шоку.

Какая-то фигура мелькнула в сумраке. Он вздрогнул. Женщина двигалась бесшумно, словно плыла, раздвигая сизый, напоенный гарью воздух, как теплую мутную воду.

— Сорейль! — крикнул он, на этот раз во весь голос. Она не обернулась.

Берг ринулся за ней — перемахнул через обломки мебели, даже не заметив этого, не сводя взгляда с колеблющегося силуэта, удаляющегося во тьму. Наконец он приблизился настолько, что смог коснуться ее плеча. Она чуть заметно дернула рукой, точно стряхивая надоедливое насекомое, но продолжала, не оглядываясь, двигаться дальше, и тогда он схватил ее за запястье и рывком развернул к себе. Его собственная рука тут же отозвалась пульсирующей болью. Здоровой рукой он высоко поднял факел, вглядываясь в лицо, смутным пятном маячившее в полумраке.

— Сорейль, — совсем тихо сказал он, — что ты… И осекся.

Девушка смотрела на него без всякого выражения, ее широко открытые глаза были слепы, на губах застыла бессмысленная слабая улыбка. Он разжал руку, девушка тут же выскользнула и так же механически двинулась прочь, легко перешагивая через груды обломков и мусора. Наткнувшись на черное обугленное тело в коридоре, она просто переступила через него — тем же плавным, неуловимым движением, даже не потрудившись подобрать юбки.

Берг продолжал следовать за ней — молча, точно его тянули на невидимом канате.

Дойдя до какого-то ничем не примечательного участка стены, она остановилась, приложила ладонь к каменной кладке, и Берг увидел, как стена начала исчезать — не расступаться, просто растворяться в воздухе, точно все атомы, ее составляющие, бросились врассыпную. Девушка остановилась перед открывшимся мерцающим проемом, обернулась — Берг вновь увидел огромные слепые глаза и мягкую мечтательную улыбку—и скользнула в образовавшееся отверстие.

— О господи, — пробормотал Берг.

Он двинулся следом, даже не отдавая себе в том отчета.

Он вновь стоял в зале с подземным озером. Только теперь с ним был Айльф — он так вцепился Леону в плечо, что оно занемело. Заброшенные штольни были в нескольких днях конного пути из Солера, но тем не менее он и менестрель оказались там — среди спускающихся с потолка сталактитов, органных труб, причудливых колонн; свет факела — только ли свет одного единственного факела? — играл на каменных гранях, отражался в черном озере, в которое лениво падали капли пропитанной известью воды век за веком, тысячелетие за тысячелетием.

Музыка слышалась откуда-то издалека — чистая и холодная, точно горный хрусталь, казалось, отблески света на камне чуть подрагивают, сопровождая причудливую игру аккордов.

Теперь он видел все совсем иначе, словно кто-то невидимый сдернул волшебное покрывало, прятавшее от него реальность. Наверное, и это не была окончательная реальность — одна из возможностей, вариант, версия… Застывшие белые фигуры уже не казались ему игрой природы — это были люди, вернее, одетые в камень человеческие формы, образцы, по которым подземные скульпторы лепили человеческую плоть, хранилище статуй, которые в любой миг можно было воскресить к жизни — вызвать из небытия, когда возникнет в том нужда. Мужчины, женщины, дети… особенно много детей. Застывшие лица неразборчивы, смазаны, им можно было придать любые черты, любое выражение… Смертный сон, веками длящееся ожидание…