Глядящие из темноты

«Раз так, — сказал Корра, — и вы мне не нужны. Ибо, раз у меня не будет Где и Когда, я тоже не смогу отличить сна от яви, а значит, могу построить свой собственный мир».

«Строй, — сказали Двое, — но нас там не будет».

И Корра ушел. Он вновь убрался под землю и построил там свой собственный мир, где есть Тьма и Свет, но нет Где и Когда. И с тех пор Двое отвернулись от него, а Корра — от Двоих, и еще он ненавидит Человека, поскольку тот может отличить сон от яви, а потому старается навредить ему чем может, когда Двое засыпают. И так будет до самого Воссоединения, когда Двое вновь сольются в Одного, но Корра не будет участвовать в Воссоединении, ибо из-за того, что в нем всего не поровну, он не может соединиться сам с собой — он останется жить в своем собственном мире, где нет ни Где, ни Когда, пока Один вновь не станет Двумя и не зачнет новую Вселенную.

— Говорю вам, — монотонно произнес Берг, — мне нужно поговорить с советником Эрмольдом.

— Ишь, чего захотел, — охранник был непреклонен.

— Мы пришли из Солера.

— Вы бежали из Солера. Много вас таких.

«Это уже было, — подумал Леон. — Замковые ворота, дождь, толпа беженцев под стенами… События повторяются. Они всегда повторяются…»

— И у меня есть для него сообщение.

— Шпион, что ли? — Охранник задумчиво почесал нос. — Уж будь ты шпион, ты бы со мной сейчас не разговаривал. Еще ни один шпион не спрашивал меня, как пройти.

Берг вздохнул.

— Кто у вас новый герцог?

— Его светлость юный Автемар. Ближайший родственник покойного Орсона. А Эрмольд при нем регентом.

— Это хорошо, — устало сказал Берг, — он-то нам и нужен.

— Ишь ты… приперлись чумные из вонючего Солера, и вынь да положь им регента собственной персоной!

— Мы не чумные…

Разговор приобретал какой-то механический характер. Никто не хотел уступать, но силы обеих сторон истощились, и они продолжали вяло перебрасываться репликами.

— Не велено… Регент Эрмольд…

— Пусть он сам…

— Говорю, не велено…

«Я сейчас сойду с ума», — мелькнуло в голове у Леона.

Неизвестно, сколько бы еще продолжалось это препирательство, но вдали раздался звук одинокой трубы. И в ответ на этот звук створки тяжелых ворот дрогнули, заскрипели и стали медленно отворяться.

— Что это? — безнадежно спросил Берг.

— Ну, — неохотно ответил охранник, — регент Эрмольд едет. Он с утра пораньше объезжал войска, а теперь возвращается…

Казалось, он был разочарован — видно, дурацкий спор был для него единственным развлечением за унылые часы вахты. Вдали показались всадники — небольшой отряд на сытых, гладких, хоть и забрызганных грязью конях.

— Вон он, ваш Эрмольд, — сказал Айльф, прищурив глаза, — впереди скачет.

Берг, с досадой отмахнувшись от стражника, который продолжал кричать «Не велено!», оскальзываясь по грязи, кинулся наперерез всадникам:

— Советник Эрмольд! Господин регент!

Леон с затаенным ужасом кинулся вдогонку — кто его знает, как поведет себя Эрмольд, но тот, увидев несущегося навстречу обтрепанного, промокшего и помятого Берга, в изумлении осадил коня так, что задние ноги животного по бабки погрузились в грязную жижу.

— Амбассадоры!

Постепенно он овладел собой, изумление сошло с его лица, и он, оглядев жалкую троицу, спросил с убийственной вежливостью:

— Какими судьбами?

Берг с трудом перевел дыхание и проговорил:

— Мы пришли просить покровительства у Ретры. Лорд Ансард…

— Да-да, — нетерпеливо произнес Эрмольд, сдерживая умелой рукой гарцующего коня, — горячий молодой человек, не так ли?

— Быть может, вы еще не осведомлены… его планы…

Эрмольд удивленно разглядывал его, словно какую-то непонятную диковинку.

— Осведомлен, — сухо сказал Эрмольд, — разумеется. Да вы и сами видите, амбассадоры.

— Но…

— Я ценю ваше участие, сударь мой Берг, — покачал головой Эрмольд, — что же до вашего беспокойства… в этом, право же, нет надобности. У меня хватает информаторов. Ансард вывел войска, они движутся на Ретру.

* * *

— Нам пригодилось бы покровительство Небес, святой отец, — Ансард мрачно озирал окрестности.

Они стояли на берегу Пенны: вздувшиеся от дождей потоки несли красную глину с рухнувших, подмытых берегов и щебень с дальних горных склонов. Еще что-то барахталось на стремнине: то ли вывороченные с корнями пни, то ли разбухшие трупы — и все это, кувыркаясь в мутных струях, неслось к далекому морю, где жирные чайки с криком носились над пенными гребешками волн. Должно быть, сверху им было видно, как в серые воды моря изливается красная струя — точно кто-то сделал кровопускание Срединным графствам, — и она, какое-то время не смешиваясь, расползается по серой воде, а потом мутнеет, бледнеет и теряется в пустынных водах пустынного моря, где замерли и тысячелетнем молчании дальние континенты.

— Двое, — сухо ответил маленький священник, — распоряжаются своей милостью по собственному усмотрению.