Она ничего никому не сказала и в урочный час сыграла свадьбу со своим суженым, и жизнь пошла своим чередом. Молодой супруг оказался человеком ласковым и покладистым, и любил ее и баловал так, как ей того хотелось, но, конечно, из далеких краев богатые господа уже не приезжали посмотреть на ее красоту — она прикрывала волосы и одевалась скромно, как полагается замужней особе, так что былому веселью пришел конец. Однако долгое время супруги, хотя и жили душа в душу, были бездетны, и уж как она радовалась, когда, прожив десять лет в супружестве, поняла, что наконец оказалась в тягости. Ребенка своего, первого и единственного, она полюбила пуще всего остального и не могла на него нарадоваться, потому что он был красивым и здоровым младенчиком. Однако счастье ее длилось недолго, потому что малыш вскоре начал чахнуть и кашлял так, что задыхался и синел, и старуха, которая приходила поить его травами, в конце концов сказала, что эта болезнь не из тех, что проходят сами по себе, и что на младенчика, скорее всего, навели порчу. «Знаешь ли ты какого-нибудь врага, который радовался бы твоему горю?» — спросила старуха. Молодая женщина удивилась — она была нраву легкого и ладила со всеми, а если кто из подруг завидовал ей когда-то, нынче все это давно минуло и позабылось. «Нет, — сказала старуха, — я говорю не о тех, кто ходит по этой земле, а о тех, кто ходит под ней. Может, ты прогневала кого из них?» И тут молодая мать в ужасе вспомнила тo, что она постаралась позабыть как дурной сон. Ночью она, оставив спящего мужа и неспящее в колыбели дитя, тайком выбралась из дому и побежала в запретную рощу не разбирая дороги, потому что жизнь ее была в ее ребенке и угасала вместе с ним. Посрывав с себя украшения, которыми когда-то одарил ее муж (а они, хоть и подарены были из любви, ничего не стоили по сравнению с теми, что когда-то, давным-давно, предлагал ей тот, кого нельзя называть), она бросила их на землю, упала на колени и стала ждать.
Наконец деревья вокруг вспыхнули, точно свадебные свечи, и она увидела своего давнего знакомого: он вновь предстал перед ней в облике прекрасного юноши, но, когда он заговорил с ней, голос его был холоден и нелюбезен.
«Что тебе здесь надо? — спросил он. — Когда-то ты убежала отсюда не разбирая дороги».
Она, плача, рассказала, что так, мол, и так, и не может ли он помочь ее горю — она втайне полагала, что он и был причиной ее бед, но говорить это прямо побоялась.
«Раньше просил я, — сказал он, — а теперь ты просишь меня. Согласись, это совсем другое дело».
«Я прошу о милости, — ответила она, — и готова за нее расплатиться. Если я все еще желанна тебе, я готова бросить все и уйти с тобой и жить с тобой, пока не рухнет небо. Только сделай так, чтобы мой малыш больше не болел».
«Когда —давным-давно или краткий миг назад, что для меня одно и то же, — я говорил с тобой, — возразил он, — ты была красивее всех женщин, когда-либо ступавших по этой земле. Теперь ты просто одна из многих. Время не щадит никого из живущих под этим небом. Ты не исключение. Зачем ты мне нужна?» В ней пробудилась былая гордость, и она сказала: «Муж говорит, что я все еще красива».
«Ах да, — сказал он, — муж. Что ж, жизнь за жизнь. Глупый ребенок за глупого мужчину. Убей его своей рукой — и твой малыш больше не будет болеть».
Она, бедняжка, задрожала, и упала на землю, и стала молить его о пощаде, но он был непреклонен.
«Жизнь за жизнь, — сказал он, — унижение за унижение. Но я проявлю сострадание; я дам тебе некое снадобье, от которого он просто заснет и не проснется. Иначе твое дитя не переживет этой ночи».
«Хорошо же ты отплатил мне за прошлые обиды, — сказала она грустно. — Ты оставляешь меня вдовой с малышом на руках, да еще и убийцей любимого мужа». «Верно, — сказал он, — об этом я не подумал. Это не входит в мою цену. Что ж, раз ты боишься оставаться одна (а родители ее к тому времени уже умерли), приходи сюда — я отведу тебя в такое место, где ты не будешь знать горя и твой ребенок больше не будет болеть».