— Ну да. Что ты так смотришь? Это бы заставило Эрмольда возобновить переговоры. Ведь он же не знает никаких тонкостей… э… порохового дела. Так, в общих чертах.
— Берг, — терпеливо сказал Леон, — сам знаешь, как это бывает — если они что-то изобрели, они изобретут еще раз…
— Но не сейчас. Позже. Так что?
— Берг, — Леон говорил теперь совсем тихо, — это приказ или…
Берг поднял глаза и поглядел на Леона. Глаза его в полумраке палатки казались совсем светлыми.
— Это не приказ, — сказал он наконец, — я не имею права отдавать подобного приказа. Это так… рекомендация.
— Ты что? — медленно сказал Леон. — Это же… Если об этом узнают в Корпусе, нас же дисквалифицируют. Без права восстановления на полевой работе. Карьера рухнет, все рухнет!
— Зато Солер уцелеет. Столько народу, Леон…
— Когда это ты о них пекся? Сам же говорил — объективные исторические процессы, все такое… С каких это пор… Погоди! — Его вдруг осенило. — Это ты из-за нее? Из-за Сорейль?
Берг молчал.
Теперь он не глядел на Леона. Стоял, разглядывая свои пальцы, точно впервые их увидел.
— Точно! — угрюмо проговорил Леон. — Дело вовсе не в бедных беззащитных горожанах! Это ты из-за нее, из-за этой… все позабыл, любимые свои инструкции позабыл, готов пойти на должностное преступление! А я уж надеялся, ты выбросил ее из головы. Послушай, Берг, она совсем не то, что ты… Ведь это она предала нас тогда.
— Нет, — упрямо сказал Берг, — нет. Я не верю.
— Уже успел убедить себя?
— Это случайность, какое-то недоразумение. Если она и сделала это, то по принуждению или по недомыслию, но она не могла…
— Предать тебя сознательно? Такая нежная, такая любящая…
— И вовсе незачем иронизировать. У нее могли быть свои мотивы, в конце концов. Они же совсем другие, Леон. Нам не всегда дано понять, что ими движет.
— Вот именно, — сухо подтвердил Леон.
— Так ты отказываешься? — упавшим голосом спросил Берг. — Не хочешь мне помочь? Леон, послушай…
Вид у него был самый жалкий — всегда спокойный, бесстрастный и беспристрастный, он не привык ни мучиться, ни просить.
«Бедный Берг, — подумал Леон, — вот влип, бедолага…» А вслух произнес:
— Я помогу тебе. Разумеется, помогу. Мы должны держаться друг друга — больше у нас ничего не осталось.
Айльф сидел у входа в палатку, выстругивая ножиком свистульку. Лицо у него при этом было сосредоточенное, словно он занимался бог весть каким важным делом, но, завидев Леона, он шустро вскочил, возбужденно блестя глазами.
— Ну и дела творятся, сударь! Этот чудной тип напялил на себя черный балахон, соорудил за лагерем пирамидку из камней, высыпал туда свой черный порошок, а потом протянул пеньковую веревку, поджег ее, напыжился весь, воздел кверху руки и говорит: «Во славу Ретры!» Огонек побежал по фитилю, зажег порошок, и он как бахнет! Пирамидка разлетелась, один камень отлетел аж на двадцать шагов. Капитаны начали ворчать, они считают, что это, ну, как нечестный способ воевать и положит конец воинской доблести, а регент Эрмольд был очень доволен. Если возьмем Солер, сказал он, этот алхимик получит столько золота, сколько сможет унести на себе. Он говорит, чем убойней, тем лучше, и нечего заниматься всякими глупостями.
— Да знаю я, — досадливо поморщился Леон. — Ты-то откуда знаешь? Испытания были закрытыми
— Чего?
— Не положено было, говорю, смотреть таким, как ты…
— Я и не смотрел, — тут же возразил Айльф. Солнце, клонясь к закату, все еще заливало лучами заброшенные поля, на которых вновь засверкала буйная зелень, в зените, трепеща крохотными крыльями, заливался жаворонок. Леон взглянул вдаль, туда, где сквозь туманную дымку просвечивала серая громада Солера. Отсюда она казалась вымершей — на городских стенах никого не было видно.
— И что это амбассадор Берг сам не свой? Ходит, бормочет что-то себе под нос, ночью ворочается… — поинтересовался Айльф. И сам себе ответил: — Небось по девице той вашей скучает… Вот она, рукой подать, за стенами, а не ухватишь… Приворожила она его, намертво присушила… Ох и ушлая же девица, скажу я.
— Это да, — неохотно отозвался Леон, — это верно.
— Не нравится она тебе, а?
— С виду-то она хороша, — великодушно признал Айльф, — и держать себя умеет — тиха да кротка, голубка да и только. А только в городе ходили слухи, что это она приложила руку к смерти прежнего маркграфа. Не помри он тогда, все пошло бы по-другому. Он-то в эту крысоловку лезть не собирался! Все тянул до последнего, людей жалел… А госпожа Герсенда положила глаз на лорда Ансарда, вот девушка и решила услужить ей… А теперь что с ней будет, бедняжкой!
— С Сорейль? — удивился Леон.
— Да нет же, с госпожой Герсендой. Говорят, уж так она на милорда Ансарда надышаться не может. Думаю, он потому и пошел на попятную — чтобы ее, дуреху, спасти. А если стены Солера и впрямь падут, я за ее жизнь и гроша ломаного не дам.
Он покачал головой.