Глаза звездного цвета

Перед отъездом бабушка разрешила маме увезти домой немного цветов – а добывать их почему-то поручили мне. Цветы для бабушки были настоящей страстью: целая куча разных видов, за которыми она постоянно ухаживала, и над которыми завистливо вздыхали соседи, когда приходили в гости. Иногда бабушка специально проводила их мимо своей цветочной теплицы, чтобы понаблюдать за восторженной реакцией, после чего обычно смеялась и краснела от смущения. Я не понимал, как она может вкладывать столько любви в то, что умирает каждый год, но, как и всегда в таких случаях, помалкивал и ни о чем не спрашивал – все равно не пойму. Пока.

Пока я аккуратно срезал розы и пионы, мимо меня неспеша прошел дедушка. Краем глаза я взглянул на него – он остановился в нескольких шагах от меня и внимательно смотрел на полоску леса вдалеке. Казалось, будто он ждал чего-то – но в то же время понимал, что этого не произойдет. Я вдруг понял, что взгляд у него сейчас был такой же задумчивый, как и тогда, когда он сидел за столом. А еще я понял – вернее, не понял, а только предположил – что мысли его сейчас заняты той звездой, которую мы повидали этим летом. Похоже, она произвела на дедушку впечатление, от которого он до сих пор не смог отойти, и я даже немного позавидовал ему – что же такого он увидел в том свете, что до сих пор думает об этом? Впрочем, возможно, это были лишь мои догадки, и он просто раздумывал, можно ли будет завтра пойти по грибы, или еще слишком рано.

Когда мы уезжали, на улицу уже опустились летние сумерки, и вместе с бабушкой и дедушкой нас провожал фантастический закат над лесом. Мама села со мной на заднее сиденье и интересовалась, понравилось ли мне это лето, и еще задавала кучу вопросов – о том, с какими ребятами подружился, готов ли к школе (конечно, не готов), хорошо ли кормила бабушка и что это за синяк на правой коленке. А папа между мамиными вопросами и моими ответами успевал вставлять свои новости – например, у нас появились новые соседи, а у них двое детей моего возраста, значит, можно с ними подружиться, а еще теперь в моей комнате новые обои…

Когда наш автомобиль поднялся на холм, и деревня была готова вот-вот пропасть из виду, я бросил назад прощальный взгляд. Бабушка уже зашла домой, а дедушка продолжал стоять на том же месте, откуда нас провожал, и неотрывно наблюдал за лесом вдалеке.

Осень

В следующий раз я приехал в деревню поздней осенью. Эту короткую недельную вылазку я воспринял с облегчением – в школе совсем ничего не изменилось, учеба не клеилась, а учительница постоянно жаловалась родителям на мою успеваемость. "Он постоянно будто витает в облаках", сказала она моей маме. Мама укоризненно смотрела на меня, просила дать мне второй шанс, а я стоял рядом и стыдливо упирал глаза в пол, хоть и понимал, что этот стыд – явление временное и ничего не значащее.

Не знаю, что с ней случилось, с этой успеваемостью – просто я вдруг понял, насколько мне стало неинтересно все, что было связано со школой. Те немногие друзья, что у меня были до летних каникул, после начала учебного года вдруг наскучили мне; их детские забавы меня только раздражали, как будто я стал гораздо старше. Мне больше не хотелось взрывать с ними петарды, играть в их глупые игры и обсуждать девчонок из параллельных классов. На уроках я не хохотал над шутками одноклассников, а украдкой рисовал на тетрадных полях сотни маленьких звездочек – одна за другой, клетка за клеткой. Однажды мама увидела, чем я занимаюсь на уроках, и в гневе вырезала поля во всех моих тетрадях; после этого я больше не мог их рисовать.

Когда с меня стал слезать летний загар, я вдруг с удивлением обнаружил, что на том месте, где звездное пламя соприкоснулось с моей кожей, остались следы: еле видные язычки бесцветного огня, похожие на почти незаметную татуировку. Если не вглядываться, то их было невозможно заметить, но, зная феноменальную наблюдательность моей мамы, я все же старался не показывать ей эти следы.

Целыми днями я пропадал в местной библиотеке, один за другим поглощая детские романы; особенно мне запомнился один – про приключения мальчика примерно моего возраста и его домашней лошади, которую родители решили продать. Они долго путешествовали по сказочным местам, а под конец все же вернулись домой, и все пошло своим чередом: мальчик отправился в школу, а лошадь продали в какое-то цветочное хозяйство. Когда детские книжки закончились, я перешел на стихи. Но те быстро наскучили, потому что все были либо про любовь, либо про смерть; когда я спросил библиотекаря, почему так, он, закатив глаза, флегматично ответил: "Что поделать, юноша… Таковы особенности нашей поэзии. Видимо, нашу душу трогают лишь две этих темы". Поэтому оставались только энциклопедии.