Глаза Сфинкса

Начало декабря 1988 г. Плато Гизы пусто. Никаких туристов, надоедливых торговцев сувенирами и толкотни, никаких верблюдов, лошадей, никакой очереди перед входом в Великую пирамиду. Улочки и дороги вокруг древних сооружений отполированы, как цюрихская Банхофштрассе. Вокруг резвятся школьники, которые непочтительно бьют мячами по отесанным камням пирамид. Перед входом в Хеопсово чудо света сидят двое насупленных сторожей, призванных преграждать доступ заблудившимся любителям древностей.

Никто сюда и не входит. Что происходит в Гизе? Может быть, иностранцы оказались нежеланными гостями? Любезный инспектор дает справку: «В Большой галерее проводятся реставрационные работы. Поскольку все туроператоры и отели проинформированы, туристов сюда пока не возят. Но в Египте немало грандиозных храмов, так что гости не обижаются, пока плато Гизы закрыто. Пусть едут в Саккару».

Мы — замечательный, страстно увлеченный фотограф Рудольф Экхардт и я — представились молодому инспектору и попросили разрешить нам (исключительный случай!) сделать в Великой пирамиде — в полном покое — несколько фотографий, что совершенно невозможно во время туристского бума. Охранник провел нас в барак египтологов. На старом диване и нескольких стульях сидели студенты и инспекторы. Они терпеливо слушали меня, наши документы передавались из рук в руки, взгляды украдкой останавливались на съемочной аппаратуре.

— Видео? Кино? — спросил руководитель группы.

— Нет, — отвечали, обезоруживающе улыбаясь. — Только фотографии!

Нам предложили черный сладкий чай, а я разделил на всех плитку швейцарского шоколада. Мы немного поговорили о предмете их раскопок: как хорошо, что в последние годы я много читал о Египте! Затем руководитель группы попросил студента сопровождать нас. Мы отправились к Великой пирамиде. Студент, готовый помочь нам, осведомился, нуждаемся ли мы в комментариях.

«Нет, — отвечал я, — нам известна основная литература о пирамидах. Мы хотели бы только поснимать, чтобы нам никто не мешал».

Перед подъемом ко входу в пирамиду наш провожатый встретил двоих коллег. Обменялись приветствиями. Я сказал «нашему» студенту, чтобы он подождал нас здесь, — мы все знаем, все сделаем, что нужно, и вернемся. Студент кивнул и бросил несколько слов смотрителям при входе. Со скромным поклоном и неизменным арабским «салам» нас впустили внутрь.

Пирамида поглотила нас.

Могила в скале

*********************************************************************************************

Первое, что бросилось нам в глаза, — доступ к восходящему проходу был не тот, которым ходят туристы. Несколько изогнутая, выложенная из отесанных камней штольня вела внутрь. Наклонившись, как при каждом посещении, я поднимался, держась за деревянные поручни, к Большой галерее. Какой вид! Такого пирамида не знала уже 4500 лет! Вся галерея была заполнена железными лесами и досками. Конечно, никаких деталей разобрать было невозможно. Единственное, что нас порадовало, — постоянно запертая решетка перед камерой царицы была открыта. Но там было то же самое: леса, доски, другие материалы. Мы развернулись и направились к так называемому «тройному пересечению путей». Это точка, в которой восходящий и нисходящий проходы пересекаются с входной галереей. Лампы накаливания отбрасывали равномерный слабый свет. Решетка перед коридором, который ведет глубоко под пирамиду, также была открыта. Я взглянул вниз в бесконечную шахту, где терялись светлые блики на стенах, и ощутил страшную глубину этой пропасти. Из литературы я знал, что находится внизу. Грот, подземная усыпальница — так это называется в книгах. Инспекторы пускают туда немногих, они говорят, что это слишком утомительно и чересчур опасно. Теперь мы стояли перед входом в шахту, и никто не препятствовал нам туда спуститься, более того — двое охранников заботились о том, чтобы нам никто не мешал. Мы пару раз крикнули: «Эй, есть там кто-нибудь?» Эхо голосов отразилось от стен, мы были в пирамиде одни.