Читаем Глаза пропасти полностью

— Конкретно?… Конкретно к делюзиям я отношу видения мёртвых пакистанцев-зомби с распоротыми животами. Отождествление нескольких человек разного возраста и пола с неким загадочным персонажем из прошлого. Что ещё…. Печать, по которой силы зла находят автора письма. Моё заключение — галлюцинации и суицидальные наклонности. Да… и ещё комплекс вины. Я имею в виду его постоянные извинения по поводу чьей-то гибели.

Смед явно не был впечатлён моими психоаналитическими способностями.

— Колин, вы не Оливер Сакс. Описанные вами экспонаты только в художественной литературе ходят на свободе и доживают до пятидесяти лет. Самоубийца, который написал это письмо, — Ричард Арлингтон — никогда не страдал психическими расстройствами. Мы уже запросили и его лечащего врача, и архивы национальной системы здоровья. Помимо этого, вспомните его собственные слова. Как уж там… — Смед полистал распечатку: — «Да, я мог потерять рассудок. Это не исключено.» И вот тут: «Наверное, я действительно схожу с ума.» Душевнобольные люди такой самокритикой не отличаются.

— Вялотекущую шизофрению иногда не замечают годами. Я, конечно, не специалист. А что говорят члены семьи?

— Холостяк. Сирота. Братьев, сестёр нет. Двоюродные братья, хотя и видели его редко, но никаких отклонений не замечали.

— Странно. Судя по всему, это довольно запущенный случай, — заметил я. — В своих галлюцинациях Арлингтон уверен. Непоколебимо. Все эти комментарии касательно потери рассудка… Причем не по поводу собственных видений, а в результате какой-то кошмарной депресии.

— Согласен. — кивнул Смед. — Арлингтон не сомневался в своих галлюцинациях, ибо таковые галлюцинациями скорее всего не были.

Я снова вздохнул.

— Знаете, Эдвард, у меня полно работы. А вы со мной играете в игры. Вы хотите меня убедить, что автор этого бреда действительно видел хирургически декорированных пакистанских зомби посреди бела дня в Мэйфер? Пожалуйста. Прикажете? Я поверю. Но вы только что подтвердили, что это самоубийство. На эту тему вероятно имеется вердикт коронера. И в этом случае ни мне, ни кому либо из Ярда незачем на это терять время.

Смедли-Кёртис привык к чисто поверхностному соблюдению субординации с моей стороны. Подобные резкие заявления он встречал ядовитым, как ему казалось, сарказмом.

— И правда. Это я так, от невыносимого безделья вытащил вас к себе спозаранку. Нет, друг мой… Ситуация гораздо сложнее, чем вы предполагаете. Когда я впервые прочитал это письмо, у меня возникли такие же точно подозрения, что и у вас. Разница только в том, что я уже знал, с чем мы имеем дело. В связи с чем вчера мне пришлось обойтись без ланча. И не потому, Колин, что я фигуру берегу. Посмотрите сперва на фотографии, сделанные в квартире Арлингтона.

Смед покопался в папке и выбросил на стол один за другим несколько снимков. Сфотографированная с нескольких ракурсов комната была завалена книгами: книги были везде — на столе, на полу, на креслах, даже на телевизоре. Большинство из них были старинными томами, истрёпанными, отмеченными временем, но в остальном ничем не повреждёнными. От некоторых же остались только корешки: страницы были нещадно выдраны.

Помимо книжного беспорядка, что-то в комнате было тревожно не так. При более внимательном рассмотрении я обнаружил, что причинило мне беспокойство. На мебели, на зеркалах, на всех поверхностях, включая книги, лежал толстый слой чёрной, жирной пыли, похожей на тяжёлый металлический порошок. Я понял, что это за пыль только когда увидел фотографию камина. Камин был забит полуобгоревшей бумагой, углями и ещё каким-то обугленными материалом. Это был настоящий огромный, старинный камин, отапливаемый дровами. Только в этот раз Арлингтон топил его книгами.

— Арлингтон сжёг свои архивы и книги? Отсюда и пепел?

Смед кивнул.

— Некоторые из книг. Названия мы установили по обложкам, но они нам ни о чём не говорят. Мы исторических отделений не заканчивали. Это уже ваша область. Но обратите внимание на куски странного обугленного материала. Это пергамент. Я не сам догадался: у Мартина из лаборатории — образцы с места. Арлингтон сжёг не только старинные печатные книги, но и бесценные манускрипты. Вместе с иллюминированными заглавными листами. Тщательно сжигал, ворошил в камине — ничего нельзя восстановить. Так и не ясно, по какому принципу он выбирал, что сжечь, а что просто раскидать, чтобы прибавить работы группе вызова. Методичный был человек. И насжигал исторического наследия на целое состояние.

— Странно, — я почувствовал, что логика развития событий ускользает от меня. — Так разобраться с делом всей своей жизни…

— Вот именно, Колин. С семейным делом, между прочим. Магазинчик он унаследовал от отца. Это один из самых старых букинистических магазинов в Вест-Энде. Находится там с начала девятнадцатого века. Бизнес начинал ещё прапрадед Арлингтона.

Я по-второму разу просмотрел фотографии, сложил их в аккуратную колоду, по привычке перетасовал и положил на стол.

— Поправки к предварительному психиатрическому заключению? — поинтересовался Смед.

Я криво улыбнулся и ослабил узел галстука.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кошачья голова
Кошачья голова

Новая книга Татьяны Мастрюковой — призера литературного конкурса «Новая книга», а также победителя I сезона литературной премии в сфере электронных и аудиокниг «Электронная буква» платформы «ЛитРес» в номинации «Крупная проза».Кого мы заклинаем, приговаривая знакомое с детства «Икота, икота, перейди на Федота»? Егор никогда об этом не задумывался, пока в его старшую сестру Алину не вселилась… икота. Как вселилась? А вы спросите у дохлой кошки на помойке — ей об этом кое-что известно. Ну а сестра теперь в любой момент может стать чужой и страшной, заглянуть в твои мысли и наслать тридцать три несчастья. Как же изгнать из Алины жуткую сущность? Егор, Алина и их мама отправляются к знахарке в деревню Никоноровку. Пока Алина избавляется от икотки, Егору и баек понарасскажут, и с местной нечистью познакомят… Только успевай делать ноги. Да поменьше оглядывайся назад, а то ведь догонят!

Татьяна Мастрюкова , Татьяна Олеговна Мастрюкова

Фантастика / Прочее / Мистика / Ужасы и мистика / Подростковая литература