Глаза Мидаса-младшего

— Ты спятил? Кто я, по-твоему, такой?

— Я знаю, кто вы, — произнес мальчик торжественным тоном, предназначенным как раз для таких случаев.

— Не-а. Мне кажется, ты до сих пор ничего не понял. Приглядись, Креветка. — Гость присел и поглядел на волшебника такими же голубыми глазами, как и у него. На таком маленьком расстоянии близорукий Кевин наконец-то разглядел лицо Брайана: форму носа и глаз, оттенок кудрявых соломенных волос. Все это было настолько знакомым, что на секунду мальчику показалось, что он заглянул в зеркало.

Теперь гость мог не говорить, кто он такой. Можно было бы догадаться с самого начала — не по волосам, глазам или голосу, а уже по тому, что тот решил представиться Брайаном — в конце концов, это было второе имя Кевина.

— Но как?..

— Понятия не имею. Может быть, когда эти перезаряженные стеклышки еще были на тебе, ты пожелал узнать собственное будущее. И как, нравится тебе увиденное?

Мальчик улыбнулся:

— Еще как. — Ему хотелось разразиться градом вопросов. Кем он станет? Где будет жить? Что будет со всем миром? Но он не успел вымолвить ни слова: из-за двери раздался душераздирающий звук. Он был таким знакомым, что горе-волшебник сразу понял, как попал сюда его двойник. В воздухе разносился звон будильника.

— Мне пора. — Брайан потянул дверь на себя. — Не хочу проспать всю жизнь!

— И как мне отсюда выбираться? — спросил горе-волшебник.

— Не помню.

Когда двойник шагнул за порог, Кевин попытался заглянуть туда, но Брайан загородил собой дверной проем:

— Не подглядывай.

— Ладно. До встречи, Креветка.

— Кого это ты назвал креветкой? — с улыбкой поинтересовался двойник, и мальчик впервые заметил, что «Брайан» был ростом в добрых шесть футов.

Гость закрыл дверь, заставив умолкнуть звук будильника, и сразу же вернулась тишина и неподвижность мира, навечно застывшего в сорока двух минутах десятого.

Кевин, все еще слабый и немного ошалевший, немедленно выбежал из дома и поспешил к холму. Он не успел толком разглядеть того, что находилось за дверью из мореного дуба, но и увиденного было достаточно. У него было будущее в мире под голубым небом, с деревьями и солнцем. Выход должен был найтись!

На вершине холма не было ни следа очков.

Мальчик тщательно и терпеливо облазал землю у подножья башни, а потом продолжил расширять круг поисков. Если не спешить, найти иголку в стоге сена не так уж и сложно.

Волшебник обнаружил свою драгоценность в высокой траве у одной из опор башни. Как и следовало ожидать, очки вновь стали единым целым. Конечно, стекла все еще были усеяны трещинами, но и те одна за другой исчезали.

Кевин понял, что очки будут существовать вечно. Они всегда будут терпеливо ждать где-нибудь неподалеку — но вовсе не обязательно они будут ждать его. Это мальчик внушил себе сам. Очки, в конце концов, были всего лишь механизмом. Надеть очки было все равно, что сесть за руль грузовика и отправиться в деловой квартал. Если водитель врежется в половину машин города, грузовик будет ни при чем: не умеешь — не берись.

Поразмыслив, горе-волшебник сунул очки в карман и отправился искать настоящего водителя грузовика.

* * *

Пройдя всего несколько миль на север, Кевин увидел грозовой фронт: капли дождя повисли в воздухе, как невероятно плотный туман, и сырость пробирала до костей. Шагая по шоссе, мальчик заметил, что предметы вокруг него начали меняться. Дело было не только в его воображении. Дома и деревья казались бесплотными тенями, и даже повисшие в воздухе капли теряли реальность.

Похоже, замерший мир начал блекнуть, как старый снимок. Скоро все превратится в серое марево.

Горе-волшебник шел по мокрой дороге, останавливаясь, только когда совсем не оставалось сил. Если бы время шло своим ходом, путь занял бы много дней.

Кевин плелся через города, потом через городишки, потом сквозь леса, пока не дошел до горы.

Обесцвеченный Божий Гномон тонул в дождевых тучах. Горе-волшебник дотащил себя до его подножья, передохнул несколько секунд и начал восхождение.

Мальчик карабкался вверх, пока его не окутал плотный туман туч. Потом они уступили место небу, подобного которому никто еще не видел. Хотя небосвод, порожденным воображением Кевина, уже начинал таять, он все еще был величественен.

Небо походило на картину, написанную ярчайшими оттенками синего, фиолетового и красного. Шары планет весомо нависали над горизонтом, а их освещало тройное солнце, заставлявшее троиться и тень мальчика. Зрелище впечатляло не меньше, чем мог бы впечатлить другой мир, но мальчик уже налюбовался им по самые уши. Ему хотелось запихнуть все это обратно себе в голову и забыть, как дурной сон.

Земля уже исчезла под бесконечными слоями туч. Остались только небо и гора.

Кевин шаг за шагом поднимался к небесам, пока его рука не коснулась вершины Божьего Гномона. Мальчик подтянулся и, увидев пустую площадку гладкого гранита, достал из кармана очки.

Да, пусть они всегда будут здесь — не так уж и далеко, но это не беда. Теперь он мог им противостоять — нужно было только не забывать этого.

Мидас раскрыл очки и водрузил их на плоскую вершину горы.