Глаза Авроры

Ко мне стала возвращаться паника. Помимо этого я ощущал новое чувство: обжигающая боль в горле. Я будто простудился: мне было больно глотать даже собственную слюну. Сложно дышать: я пытался вдохнуть полной грудью, но ее словно что-то сдавливало. Тогда я начал втягивать кислород маленькими, но частыми порциями. От этого мне стало слегка лучше. Паника ослабила свою хватку, но все же не ушла окончательно. Она ждала в сторонке, пока не понадобится снова. И ей не пришлось долго ждать. Когда я увидел грязный потолок, ужас новой волной накрыл меня. Я вскочил с кровати. Комната на пару секунд раздвоилась, а затем медленно воссоединилась. Услышав хруст мусора под ногами, я понял, что весь этот бред про дорогую квартиру и добрую соседку был лишь галлюцинацией. Скорее всего, отчаяние довело меня до истерии: я не смог выстрелить и потерял сознание. Слабое объяснение, но мне просто необходимо было хотя бы такое.

Когда человек сталкивается с чем-то необъяснимым и загадочным, он склонен приписывать этому явлению сверхъестественную природу. Но из истории видно: любая загадка, которую в итоге человек разгадал, имеет довольно тривиальное объяснение. Наверняка сейчас такой случай. К тому же, если не смогу убедить себя в том, что это просто галлюцинации, то я просто-напросто психически болен. А это объяснение меня не может устраивать.

Решив кое-что проверить, я не спеша, так как меня сильно шатало, вышел из квартиры и подошел к соседней двери с номером тридцать. Стук прокатился эхом по всему коридору. Через минуту мне открыла сморщенная и привычная для меня старуха в цветастом домашнем халате.

— Что ты ломишься? По башке себе постучи! — рявкнула она.

— Вы оладьи пекли сегодня? Или вчера?

Со стороны я выглядел наинелепейшим образом: взлохмаченные волосы, помятая одежда и опухшее лицо, спрашиваю с испуганными глазами про какие-то оладьи.

Старуха быстро прикрыла дверь и нацепила на нее цепочку. Через узкий проем я видел половину ее ошарашенного лица.

— Какие нафиг оладьи, наркоман хренов?! — взвизгнула она.

— Ага… Вот как… — Я с силой потер лоб. — А дети ваши с внуками в гости не собираются?

Старуха широко раскрыла глаз. Она резким движением убрала цепочку и распахнула дверь, чуть не зашибив меня ею.

— Как ты смеешь! Решил поиздеваться надо мной?! — завопила она, как бешеная.

Ее лицо стало пунцовым, а на глазах блеснули слезы. Она подошла вплотную и выставила указательный палец прямо мне в лицо. Ее всю трясло, от чего я не на шутку перепугался.

— Ты отребье! Не смей мне ничего говорить про моих детей! Я упеку тебя в тюрьму, прогнившая ты шавка!

— Успокойтесь! Я лишь спросил, — испуганно сказал я, выставив обе руки перед собой.

Мне показалось, что она меня вот-вот ударит.

— Скотина! Урод немощный! — прорычала старуха и попятилась назад к себе в квартиру.

Когда она с силой захлопнула дверь, я еще долго слышал не очень приятные слова в свой адрес. Пока я стоял в ступоре и размышлял над тем, что со мной происходит, раздался щелчок, и дверь напротив тридцатой квартиры отворилась. Оттуда высунулась черноволосая голова уже не молодой женщины. На вид ей было около пятидесяти пяти. Я часто видел эту соседку, но не знал, как ее зовут. Сколько себя помню, она всегда жила в этой квартире, как, собственно, и Марта.

Женщина с упреком посмотрела на меня.

— Гелиос, ты что вытворяешь? — тихо, но сторого спросила она. Женщина словно отчитывала меня за плохое поведение.

— Она ненормальная! Мне просто нужно было спросить про ее детей. Я же ничего криминального не сделал, — начал я оправдываться.

— Кошмар, — еле слышно произнесла она и покачала головой. — Ты разбередил глубокую рану. Может, ты и не знал, что они умерли лет двадцать назад. Но приходить ни с того ни с сего и лезть в чужую жизнь тебе права никто не давал!

— Умерли… — повторил я. Не обращая внимания на женщину, я отвернулся и побрел к своей двери. — Да что, черт возьми, происходит?! — произнес я в полголоса.

— Нет, что с тобой происходит? — спросила соседка мне вслед. — Ты был таким милым мальчиком.

Я не ответил, а просто вернулся к себе в старую грязную берлогу. Волнение переполняло меня. Все было не правдой, бредом! Это все — страшный сон! Он пошатнул мою психику. Все из-за того, что я много работал и почти не спал. Аврора стала моим наваждением — она тому причина. Нужно было как-то вытаскивать себя из этого сюрреализма.