— Думаю, это лишнее, — улыбнулся Поликарпов. — Напротив, я предлагаю… слегка, так скажем, отпустить вожжи в вечерке. Помнится, вы сказали, что хотите предоставить трибуну представителям разных профессий. Получается что-то вроде рупора перестройки…
— Я бы не называл это рупором… Просто возможность высказаться.
— Называйте как хотите. Я о другом. Откровенность за откровенность.
А вот это действительно интересно. Чекист не просто оценил мою прямоту, но и действительно готов теперь говорить на равных.
— Комитет отслеживает настроения в обществе, — чуть помолчав, продолжил Поликарпов. — Это важно для государственной безопасности, мы все здесь взрослые люди и отлично всё понимаем. Поэтому вашей вечерке, Евгений Семенович, позволят чуть больше.
— А взамен? — я выдержал тяжелый немигающий взгляд.
— Будете помогать нам держать руку на пульсе, Евгений Семенович, — улыбнулся, прищурившись, Поликарпов. — Народ высказывается, вы пишете, мы читаем. Сумеете удержать баланс между хвалебными речами в адрес правительства и оголтелой критикой?
— Истина всегда лежит где-то посередине, — я ответил расхожей фразой.
— Значит, мы поняли друг друга, — кивнул чекист. — И добавлю на всякий случай: это не охота на ведьм, а измерение средней температуры по больнице.
— Я услышал.
Расчет КГБ был тонкий. Понятно, что люди будут осторожничать, но некоторые воспримут свободу как призыв к действию. И если я правильно понял Евсея Анваровича, контора не будет использовать газету как инструмент провокаций. Если я справлюсь и смогу удержать авторов в рамках, то репрессий не будет. Это главное. На таких условиях я согласен работать.
Неожиданно я усмехнулся. Понял, что моя идея с анкетами как раз легла в струю задачи, которая стоит перед Поликарповым. Надо будет действительно показать им взгляд со стороны. Что люди замечают, а что уже давно пропускают мимо ушей. Может быть, не слова, не частное мнение, а безжалостная статистика и биг дата заставят даже контору пересмотреть свои взгляды.
— Возьмите, Евгений Семенович, — Поликарпов протянул через стол квадратик твердой бумаги с написанным от руки номером телефона. — Это для связи. Звонить можно в любое время. Особенно если что-то серьезное.
— Спасибо, — сказал я и сунул бумажку в карман.
— Может, еще по кофе? — уловив момент, вклинился Богдан Серафимович.
Удивительно, но после этого напряженная атмосфера спала.
В Доме печати на улице Вагжанова я провел еще несколько часов. В конце концов, не так часто выпадает возможность прогуляться по цитадели тверской журналистики и посмотреть на работу коллег. Даже сейчас здесь печатаются не только «Калининская правда», где в свое время трудились Полевой[1], Гевелинг[2] и Дементьев[3], но и «Смена», а еще «Ленинское знамя». В будущем коллеги вернут к жизни старейшую региональную газету — «Тверские губернские ведомости»[4], которой сейчас, в этой реальности, не существует. Ее закрыли после революции, а ведь в шестидесятых годах девятнадцатого века шеф-редактором издания был Салтыков-Щедрин, он же вице-губернатор области, он же одна из страниц в учебнике литературы за десятый класс. Поговаривали даже, будто бы его «История одного города» была навеяна жизнью в Твери.
По коридорам советской высотки деловито носились корреспонденты. Молодые приветствовали меня скорее дежурно, однако вежливо. Те, кто постарше — узнавали, некоторые хлопали по плечу. Я взял с разрешения секретаря несколько экземпляров «Калининской правды», чтобы почитать в дороге. Во-первых, чтобы восполнить пробелы, которые еще оставались в моих знаниях этой эпохи. А во-вторых, чтобы подсмотреть у коллег удачные ходы в верстке, актуальные рубрики, манеру подачи, да и в принципе структуру областного издания. Сейчас, в восьмидесятые, это ежедневка, и для меня, человека из будущего, журналиста-интернетчика, такая периодичность выхода принта — просто космос. Да, я поставил работу «Андроповских известий» на поток, у нас даже запас на один-два номера по статьям есть. Но это раз в неделю, а тут каждый день! Понятно, что редактор в регионалке не один, есть еще несколько дежурных выпускающих. И все равно! Мне этому еще учиться и учиться, жаль, что нельзя задержаться на всю неделю. Может, выбить у Краюхина еще одну командировку как раз для этих целей? Пожалуй, заброшу удочку.
— О, привет, Жека! — меня узнал кучерявый молодой мужчина с фотоаппаратом наперевес. Чем-то он был внешне похож на актера Николая Еременко. Звали его тоже Николаем, только Осокиным, мы с ним учились вместе в Калининском институте.
— Привет, Коля! — я пожал протянутую мне руку. — Как жизнь молодая? Над чем сейчас работаешь?
— Ох… — он поморщился и покачал головой. — В Удомле второй энергоблок атомной станции[5] скоро запускают. А тут с этим Чернобылем все как с цепи посрывались. В Одессе АТЭЦ прекратили строить, про Щелкино в Крыму тоже какие-то слухи ходят… В Минске — слыхал? — новую станцию будут в обычную ТЭЦ перестраивать. Народ атома боится, будто огня.
— Увы, — я развел руками. — Такая трагедия произошла. Люди не скоро успокоятся.