Его щегольские усики нервно дернулись, Эдика явно выбил из колеи тот факт, что кто-то кошмарит детей под личинами стражей порядка. И я его понимал — для следака фальшивые милиционеры были таким же злом, как для меня, журналиста, самодовольные мамкины блогеры и диванные аналитики, строчащие безграмотные посты в соцсетях. И дело ведь не только в правописании, можно и фразы типа «представляет из себя» простить, если сама подача профессиональная. Зачастую ведь люди пытаются словить хайп на громких событиях, не умеют работать с источниками, не проводят фактчекинг, плодя тем самым откровенную ложь. Причем нередко специально, в итоге дискредитируя нашу профессию. А ведь журналисты — это четвертая власть, и если такие горе-любители претендуют на любовь аудитории, жди беды. Только вот в случае информационной войны местного масштаба над детьми не висела гипотетическая гильотина. А вот преступники с удостоверением милиционера опасны именно своим притворством. Советские дети привыкли, что человек в форме или с красной книжечкой — это друг. И пользоваться этим невероятно гнусно, тут мы все были солидарны.
— Евгений Семенович! — пискнула Люда, вновь подменившая Зою Шабанову на телефоне. — Тут ребенка нашли, с которым такая же история приключилась. Мальчик, четвероклассник.
— Опа! — воскликнул Эдик. — Это же прекрасная зацепка! Девушка, вы адресок запишите, телефончик — в общем, все, что полагается.
— Хорошо, — покраснела Людочка, явно увлекшаяся красавцем следователем.
— Евгений Семенович, вас к телефону, — в кабинет вбежала ее подружка Катя.
— Кто? — удивился я.
— Какая-то девушка, — журналистка еле сдержала улыбку, потом хихикнула, тут же закрыла себе рот рукой, извинилась и убежала в приемную.
Я проследовал за ней, чувствуя спиной любопытные взгляды всех, кто присутствовал в кабинете. Что ж, ничего удивительного — главный редактор, который в свои сорок выглядел на полтинник, не только помолодел, но и обзавелся поклонницами. Так, наверное, думали Катя с Людой, да и Зоя Шабанова наверняка.
— Слушаю, — сказал я в трубку, уже догадываясь, чей голос сейчас услышу.
— Добрый вечер, Евгений Семенович, — у Аглаи Ямпольской обнаружилось удивительное свойство бодрить меня не хуже кофе. — Что у вас там происходит? Весь город на ушах стоит, слухи уже до того дошли, что вы лично там чуть ли не бандитов ловите.
— Ох, Аглая Тарасовна, — я вздохнул. — Надеюсь, что это не так, но похоже, что я слишком наивен. Вы ведь слышали, что дети пропали?
— Слышала, — ответила девушка. — В поликлинике начиная с обеда об этом только и разговоров. А у меня сегодня, как назло, дежурство на скорой, я даже к вам приехать не могу. Вырвалась вот только позвонить со станции, да и то еле пробилась. У вас прямо как Смольный.
— Да, очень жаль, что вы не сможете присоединиться, — я чувствовал, что под кожей у меня все горит. — Но я обещаю вам рассказать все, как говорится, из первых уст.
— Договорились, Евгений Семенович. Но вы лучше не рассказывайте, а спасите ребят, — по голосу Ямпольской чувствовалось, что она улыбается. — Ой, извините меня, тут вызов… Пора бежать.
— Всего доброго, Аглая Тарасовна, — ответил я, но девушка уже положила трубку.
Не успел я уйти, как позвонил один из соратников Васи Котикова, и сообщил, что пропавших детей видели жители одного из домов на улице Степана Разина. И вроде как они крутились возле закрытого ЖЭКа. Саму контору переселили в новое здание, а старые помещения временно пустовали. Снова что-то мигнуло в подсознании и тут же выскользнуло, словно извивающаяся бродячая кошка, которую решили взять на руки и погладить. ЖЭК, парк аттракционов, фальшивые милиционеры… Нет, хоть ты тресни, не могу вспомнить.
Я кивнул, вернулся в кабинет, где заседал штаб, и Апшилава в это время с кем-то беседовал по редакционному телефону. Он положил трубку, посмотрел на меня.
— Евгений Семенович, у нас тут еще интересные подробности открылись. Мальчишка, о котором речь шла, его наши девушки из детской комнаты милиции разговорили. Оказывается, его какие-то взрослые на улице остановили за то, что он обертку от мороженого мимо урны кинул. Показали милицейское удостоверение, отругали, увели на допрос. Потом успокоили, что родителям не скажут, если и дальше себя будет хорошо вести.
— А как же он в итоге сознался? — удивился я. — И как вообще на него вышли?
— Как-как, — улыбнулся Эдик. — Он кому-то из друзей по секрету сказал, переживаниями поделился. А тут вы такую шумиху подняли, тот друг услышал, сам по телефону позвонил. Говорит, вдруг те мальчишки тоже что-то натворили, их в милицию забрали, а они от стыда теперь домой не хотят идти.
— Лже-милиционеры, — догадался я.
— Ага, — подтвердил Апшилава. — Я сейчас со своими оперативниками говорил. Судя по тем данным, которые у нас есть, внешность этих… оборотней совпадает. А еще в городе несколько квартирных краж произошло, и семья того мальчика — одна из пострадавших. Не знаю пока, как это может быть связано.