Генерал-майор Эверт столь «пришелся ко двору» Куропаткину, что после своего смещения с поста главнокомандующего после проигранного Мукденского сражения Куропаткин взял к себе в начальники штаба 1-й Маньчжурской армии именно Эверта. Казалось бы, что А.Е. Эверт должен был приобрести громаднейший опыт руководства целой армией, а то и группой армий в войне. Так оно и было. Но помимо самого бесценного опыта генерал Эверт всецело поддался влиянию своего патрона — А.Н. Куропаткина. В ходе Первой мировой войны это скажется самым неприятным образом: вверенные Эверту войска (сначала армия, а потом фронт) умели прекрасно обороняться, но почти не умели наступать.
К. А. Залесский справедливо пишет, что А.Е. Эверт «получил свое боевое воспитание в школе ген. Куропаткина и оставался его прилежным учеником до конца». Эверту были присущи все недостатки куропаткинской школы. Это и тщательная подготовка сражения (операции) при нехватке волевого фактора для проведения составленных планов в жизнь. Это и мелочное вмешательство в действия подчиненных командиров. Это и «заваливание» низших штабов массами разнообразных инструкций, наставлений, записок и проч. Вся эта документация, по идее, должна была служить укреплению боевой мощи войск. На деле же не хватало одного — методов и приемов проведения в жизнь тех постулатов, что провозглашались в этой бумажной кипе: «Характерной особенностью этой школы стало вообще свойственное генштабистам чрезвычайно тщательное взвешивание всех обстоятельств до принятия решения, что приводило к затяжке времени и даже к нерешительности в действиях войск»{194}.
Поэтому, читая документы той эпохи, можно получить впечатление, что А.Е. Эверт являлся одним из лучших полководцев русской армии периода Первой мировой войны. К сожалению, большая часть этих наставлений была неисполнимой и потому ненужной, а то и вредной. Часто вместо того, чтобы руководить боем, штабы оказывались под прессом канцелярской работы, а страдало дело, за что солдаты и офицеры расплачивались своей кровью. Такая составляющая куропаткинской школы была замечена в Европе, готовившейся к Большой войне, которой суждено будет стать Первой мировой. Еще перед войной германский военный теоретик ген. Ф. фон Фрейтаг-Лорингофен писал, что «недостаток русского управления: в момент, когда надо делать дело, принимать решение и отдавать приказания — у русских возникают чисто принципиальные, академического порядка, пререкания об обстановке»{195}.
В то же время нельзя не сказать, что Эверт был свободен от тех крайностей в командовании, что были присущи Куропаткину. Мелочность, канцеляризм, достаточно сильная нерешительность — все это у генерала Эверта проявилось куда слабее. Поэтому вверенные Эверту войска отлично оборонялись, неплохо контратаковали и в целом выглядели не хуже своих соседей. Но вот в наступлении эвертовские соединения отставали от многих других военачальников. Принцип «лучше не допустить поражения, нежели рисковать победой» стал путеводной звездой генерала Эверта. Между тем военачальник должен уметь рисковать, опираясь на свои ум и волю и возможности войск. А.Е. Эверт же явно предпочитал синицу в руках журавлю в небе, без чего не может быть настоящего большого полководца. М.И. Драгомиров верно писал: «Нужно твердо помнить и знать, что вперед никто не скажет, он или побьет, или его побьют; что с неприятеля нельзя взять расписки, что он даст себя побить, и потому нужно дерзать»{196}. На такую-то дерзость, которую А.В. Суворов называл «мужеством генерала», А.Е. Эверта и не хватало.
Русско-японская война закончилась для Российской империи бесславным Портсмутским мирным договором. Да, к этому моменту Маньчжурские армии были сильны и готовы обрушиться на врага, как о том эмоционально пишут современники, предсказывая несомненную русскую победу в случае перехода в наступление с Сыпингайских позиций. Но воля полководцев, надломленная неудачами, отнюдь не была готова к перелому в ходе войны. А потому Портсмутский мир, вырванный у японцев искусной дипломатией С.Ю. Витте, явился объективной неизбежностью. В 1905 г. А.Е. Эверт производится в генерал-лейтенанты. Наградами за Русско-японскую войну в 1906 г. стали Золотое оружие и орден Св. Станислава 1-й степени с мечами.