Перед тем как подойти к входу, я потратил добрых пять минут на рассматривание скал с помощью бинокля с тепловизором. Тем же занимались и мои бойцы, используя тепловизионные прицелы своих автоматов. У ментов мог и должен быть оставлен среди скал часовой, но его не оказалось. Охранники, как и официальное тыловое прикрытие, из ментов никакие. Но это их и спасло, в лучшем случае, от определенного количества тяжелых побоев. Бить мои парни обучены в таких случаях сразу «на отключку». А подобный удар – это гарантированное сотрясение мозга и сопутствующий перелом, например, челюсти или носа. Мы отрабатывали на занятиях такую ситуацию, когда часовой измеряет шагами расстояние от камня до камня в одну и в другую сторону, и в один прекрасный момент из-за камня, на котором он недавно сидел, вылетает что-то большое и непонятное на всю оставшуюся жизнь, и все. Глаза часового закрываются надолго, вспомнить он ничего не может, потому что просто не успел увидеть. А это «непонятное», что из-за камня вылетело, просто нанесло в прыжке удар коленом в челюсть. Эта участь ждала бы часового, которого менты должны были выставить, решись они соблюдать элементарные правила безопасности. Но они этими правилами пренебрегли и потому себя обезопасили. Только себя, но вовсе не всю остальную свою группу. Остальная группа, возможно, обрекала себя на судьбу незавидную, ввязавшись в такое противостояние.
Конечно, можно было проявить естественную в данной ситуации жесткость, подкрасться к этим четверым, мягко уложить их, а потом допросить и попытаться выяснить судьбу оставшихся ликвидаторов ФСБ. Но не было никакой гарантии, что нам откроется что-то новое. Со стороны допрос задержанного полковника Лущенкова менты и проводили для того, чтобы узнать их судьбу, и я сомневаюсь, что Лущенков с «мусорным племенем» разоткровенничался. Терять время, не будучи уверенным, что это даст положительный результат, – абсолютно лишнее действие. Короче говоря, захват и допрос ментов я применять не стал. С допрошенными потом следовало как-то поступить. Как? Не расстреливать же их… После короткого размышления я выбрал другой путь. Хотя он, даже при потере времени на наблюдение и поиск возможного часового, все равно был более коротким и нес меньшие затраты времени. На всякий случай, при переходе неполного взвода в ущелье, я все же выставил прикрытие. «На всякий случай», это если нас кто-то случайно заметит. Пулеметчик и снайпер обезопасили бы остальных без проблем. Но их вмешательство, к счастью, не понадобилось.
Мы не стали надолго задерживаться у входа в ущелье, тем более, там и рассматривать было нечего, кроме небольшой норы, что вырыл себе полковник Лущенков под основанием скалы. Камень, видимо, не позволил копать под скалу глубоко, и потому укрытие было странным и неудобным – вытянутым вдоль основания. Стрелять из такого укрытия можно было, только лежа на боку. Тем не менее стрелял полковник, кажется, совсем неплохо. Сейчас этот неглубокий окоп был почти полностью завален камнями, которые накрошил «РПГ-7».
Но это все меня интересовало мало, мысли и предстоящие серьезные дела упорно гнали вперед. Я проскочил мимо скалы и сразу углубился в слегка темноватый и сыроватый воздух ущелья. Хотя здесь и не было ручья, который течет по дну многих ущелий, сырость воздуха все равно присутствовала. Из опыта я знал, что в таких ущельях бывает одинаково сыро и в начале лета, и глубокой осенью. Устраивать привал по графику было рано, и поэтому я на ходу вызвал по связи рядового Стукалова и дал команду запускать «беспилотник». И только в тот момент, когда на мониторе своего «планшетника» увидел себя и всю группу, я дал команду на привал.
Получасовой привал прошел быстро, но мне и моим бойцам вполне хватило времени на восстановление. Мы двинулись дальше. На следующем привале устроили себе обед, хотя время, как казалось по продолжительности светового дня, приближалось к ужину. Темное время суток – это всегда традиционное время основной работы спецназа ГРУ. Может быть, еще и поэтому на нашей эмблеме изображена летучая мышь.