— Лен, — я повернулся к ней и пристально посмотрел на свою «тень». — Ты юлишь и путаешься с тем, что рассказала мне утром. Давай уже рассказывай правду…
— Да ты… — возмутилась она, слегка покраснев, но затем взяла себя в руки и, отвернувшись, спокойно произнесла: — Это личное… Я действительно не хочу об этом говорить!
— Ладно, — легко согласился я, мысленно делая заметку в перспективе всё же выяснить, что там за кремлёвские тайны такие, что списочек обидчиков она якобы уже приготовила, а вот от конкретики категорично отказывается. — А это что за демонстрация? Стихийная стачка профсоюза учеников средних классов за всё хорошее в школьной столовой и против всего плохого, в частности домашних заданий?
Действительно, на небольшой тренировочной площадке, примыкающей к боковому фасаду учебного заведения, собралась небольшая толпа школьников мал мала меньше, которые внимали какому-то шкету-очкарику лет двенадцати, забравшемуся на один из тренировочных столбов-мишеней. За всей этой картиной с небольшого расстояния, тихо переговариваясь, наблюдали несколько взрослых мужчин и женщин, которые хоть и выглядели слегка раздражёнными происходящим, тем не менее не спешили вмешиваться.
— П-ф-ф… — фыркнула Лена, как и я, с интересом рассматривая необычный митинг. — Не знаю… Самой интересно. Когда я училась, мы ничего подобного… Подожди!
— Что? — я повернулся к ней.
— Этот парень! Я его знаю! — хлопнула она кулачком об ладошку. — Это Атаман киевской ипокатастимы!
— Э… Ребёнок? — я вновь перевёл взгляд на вдохновлённо что-то вещающего оратора. — Он же даже ещё не… хотя… какая разница. Пойдём, что ль, послушаем.
Пропустив проезжавшую мимо подводу с запряжённой в неё плюгавой лошадкой и перебежав через дорогу, мы перепрыгнули через невысокие кустики и не спеша зашагали к тренировочному полю. Почти сразу же нашу парочку заметил кто-то из взрослых, а затем одна из женщин помахала рукой, на что Ленка, широко улыбнувшись, тут же ответила и, схватив меня за локоть, потащила прямиком к ним.
— Это моя классная руководительница, — радостно сообщила мне девушка. — Татьяна Владимировна, очень хорошая и добрая женщина! Сейчас я вас познакомлю! Татьяна Владимировна!
— Здравствуй, Леночка! — типичная Бажова, возраста примерно тётки Марфы, подалась вперёд и ласково обнялась с моей спутницей, оставившей меня чуть позади. — Как у тебя дела, дорогая, и кто этот интересный молодой человек с тобой? Я что-то не помню такого беленького среди наших учеников. Он твой молодой человек?
— Татьяна Владимировна… — ответила ей слегка смутившаяся девушка, а затем перечислила ещё несколько имён подтянувшихся к нам мужчин и женщин, после чего схватив меня за руку, подтащила к себе. — Знакомьтесь. Это Антон Бажов. Князь московской ипокатастимы. Они только вчера в посад с Марфой Александровной приехали. А ещё он последний выживший из главной ветви большого клана, а я теперь его тень! Так что с той ситуацией с «корпусом» я справилась!
Отметив для себя, что произнесла всё это Лена хоть и на одном дыхании, но с явной гордостью в голосе, я же в это время внимательно рассматривал стоявших передо мной зеленоглазых людей, которые, как я успел догадаться, работали здесь учителями. В основном немолодые, явно опытные, но не очень сильные чародеи, они тоже с интересом разглядывали меня и при этом довольно радостно прореагировали на то, что их бывшая ученица назвала себя моей «теню». А вот при упоминании о корпусе, не стесняясь, поморщились. Правда, я так и не смог понять, к чему они хуже относились: к самой структуре серых невест или к девушкам, состоящим в ней.
Как бы то ни было, расшаркивания и расклинивания, вызванные упоминанием моего статуса, пришлось быстренько прервать, напомнив окружающим, что в данный момент я для них не князь и не глава клана, а по сути просто ещё один родственник, приехавший из далёкого Полиса. А потому в подобных церемониях просто-напросто нет нужды. После чего предложил обращаться ко мне просто как к Антону, потому как они и старше, и опытнее меня. Чем, похоже, заработал пару очков в их глазах.
Тем временем мелкий атаманышь на своей импровизированной трибуне всё продолжал и продолжал вещать, причём я никак не мог врубиться, о чём конкретно говорит этот шкет. С одной стороны, он явно обладал ораторским даром, но с другой — судя по пустым лицам школьников, было понятно, что они так же не очень въезжают, о чём он, собственно, сейчас ведёт речь.