ГЛАВА 2

Чуть выгнув шею, Адам осторожно придвинулся щекой к мёрзлым веткам крыши. Стараясь сдерживать испуганное дыхание, рождающее с каждым выдохом облачко пара в холодном утреннем воздухе, он разглядел между неровными краями щели только чистое весеннее небо. Немного подождав, двадцать второй уже хотел было снова сесть на лежанку, так как от полуприседа, в котором находилось тело, у него начали трястись ноги. Но внезапно человек сверху навалился телом на крышу, заметно прогнув её тяжестью своего тела, отчего она неприятно коснулась щеки Адама примёрзшим к ней льдом. Панорама безоблачного весеннего неба сменилась близко придвинувшимся лицом и двумя внимательными злыми глазами. Теперь обоих наблюдателей разделяли друг от друга лишь хлипкое промерзшее плетение веток.

Всё, что происходило потом, показалось Адаму каким-то бесконечно длящимся, растянутым по времени кошмаром, хотя в действительности последовавшая череда событий заняла менее тридцать секунд.

Глаза, с любопытством заглянувшие с улицы, вероятно, увидели того, кого и ожидали. Поэтому их хозяин, издав короткий, полный ярости звук, смрадно выдохнул и, быстро подавшись назад, с силой потянул крышу входа на себя. Адам, не ожидавший такой прыти, с ужасом почувствовал, как верёвка, которую, как он считал, крепко держит, с лёгкостью выскочила из его пальцев. Резко подняв крышу входа, человек мгновенно впустил яркий уличный свет в полумрак убежища. Утреннее солнце ослепило Адама, который невольно вскрикнул, прикрыв глаза ладонью. Рефлекторно двинувшись назад, он не упал на спину только потому, что второй рукой держался за стоящее копьё, остриё которого смотрело вверх, тупым своим концом надёжно упираясь в земляной пол. Так как глаза его были закрыты, Адам не видел, как человек, стоя над ним, страшно размахнулся дубиной и, воинственно закричав, прыгнул на него сверху. Но на беду атакующего, в момент прыжка он поскользнулся на заледеневших краях убежища, и его тело полетело вниз не вертикально, как планировал он, а горизонтально. В результате он всем своим весом наделся на отточенное железное остриё копья. Энергия прыжка была так велика, что пробитое насквозь тело, с мерзким чавкающим звуком скользя на своей крови, съехало по древку и остановилось, только уперевшись в кисть белого как мел Адама, открывшего от неожиданности рот, с ужасом смотрящего на близкое кричащее от боли лицо человека, которого сразу узнал по заживающей ране виска, украшавшей скривившееся от боли бородатое лицо. Знакомые жилистые руки давнего врага схватились за державшую древко копья кисть Адама, который, оставляя в сильных пальцах раненного порвавшуюся ленточку желаний, потянул её на себя в попытке освободиться. С трудом, но ему удалось, вытащив свою руку, запрыгнуть с ногам на лежанку, а воин, выронив дубинку и закричав ещё громче, повинуясь силе тяжести, конвульсивно дёргаясь, заскользил на копье дальше вниз, в конце концов упершись руками и ногами в пол. В состоянии аффекта, найдя опору, мужчина вскочил на ноги и начал вертеться в небольшом узком пространстве укрытия, вероятно, собираясь выбраться обратно наверх. Пробившее его тело копьё сперва ударило своим тупым концом Адама, заставив его завалиться на бок, а затем, не позволяя мужчине осуществить задуманное, стало биться и цепляться за всё, чего доставало, вызывая этим у раненого невероятные приступы адской боли, сопровождаемые его громкими криками. Вероятно, осознав невозможность побега, он решил прямо внизу вынуть из тела приносящее столько страданий оружие. Оскалив рот с окрашенными кровью зубами, воин схватился руками за грязное, скользкое древко копья и попытался дёрнуть его на себя. Но на этом силы покинули его, и он, хрипя и пуская кровавые сопли и слюни, начал заваливаться на лежанку, затихая, конвульсивно мелко вздрагивать, не отводя яростных стекленеющих глаз от Адама, который, забившись в самый дальний от него угол, испачканный кровью нападавшего, зажимал рот кистью руки, над которой сверкали полные ужаса, огромные, как блюдца, глаза, увидевшие ужас столь страшной смерти на расстоянии вытянутой руки.