А. Седнин пишет: «Популярный – не значит массовый. Заумный – не значит элитарный. Более того, „заумность” стала модой, которую хорошо чувствуют новаторы вроде Бориса Акунина. Эти авторы понимают, что такое фэндом, и умело на него работают. Фэндом может относиться как к типу информационного контента, так и к самому контенту. Есть фэндом эдалтсвима и отдельных взрослых мультиков вроде „Южного Парка” или „Рик и Морти”. Есть фэндомы любителей фантастики. Фэндомы сериалов и сериальщиков. Фэндомы аниме и анимешников. Фэндомы комиксов, игр, киберспорта, мобильного киберспорта. Фэндомы стали этакими аналогами ныне почивших субкультур. Только теперь их очень много. В мире огромное количество потребительских ниш. Сегодняшняя культура – культура нишевая» [5].
Дж. Миттелл считает, что современное телевидение способно продуцировать сложные нарративные структуры, поскольку нишевое распространение предоставляет для этого коммерческую поддержку [6–7]. Сегодня мы стали жить в эпоху сложного телевидения, когда нишевый продукт тоже может выживать. Кстати, часто создатели сложного телевидения приходят из других сфер, например, из кино.
Гламур также более сложен, чем нам кажется. Хотя бы потому, что наш сложный мир не так легко описывать простыми структурами. Сложные структуры дают большую вариативность, они могут оставлять недоговоренности, которые реализуются позже, зато мы можем быть уже к ним готовы.
В. Пострел говорит так: «Гламур фактически не стиль. Это не личностная характеристика. Машины могут быть гламурными, города могут быть гламурными, даже идеи могут быть гламурными» [8]. И еще: «Гламур – это форма невербального убеждения».
Гламур действительно является частью новой визуальной культуры. Человечество выросло и построило современный мир с помощью вербальной культуры, основы нового этапа которой заложило появление книгопечатания. Рукописная книга могла быть только у очень богатых людей, печатная – стала обыденностью. С ее помощью мир стал насыщаться знаниями.
Книга, создав новую науку и образование, создала и человечество. Книга и знания стали модными, как и профессия ученого. Однако в сегодняшнем мире более модным является образ ученого, который работает в бизнесе, создавая эффективные конструкции именно там.
Массовая культура может быть сегодня и сложной, и массовой. Новые поколения готовы воспринимать ее именно такой. И это еще одно измерение сложности. Просто каждый выбирает то, что ему по силам.
Таким же измерением сложности стало ускорение нашего мира. Сегодня все делается не так, как раньше. Сегодня быстрее пишутся и издаются книги, снимаются фильмы, возникают новые технологии. Но у скорости есть и другая сторона – это также и более ускоренный процесс забывания.
Косвенным подтверждением этого ускорения является уменьшение времени коллективного внимания на одной теме. Это удалось доказать на базе изучения «Твиттера» [9]. В 2013 году хештег удерживался в топ-50 на протяжении 17,5 часов, а в 2016-м он держался только 11,9 часа. Интерес уходит на другую тему.
Эту же тенденцию ученые увидели и в офлайне – наиболее часто употребляемые слова, продажа билетов на голливудские блокбастеры.
Массовая культура смогла сделать человечество умнее и образованнее. Он стал видеть мир другими глазами. Более того, литература, например, помогает нам лучше понимать других людей, их чувства, их решения.
Художественная литература, как оказалось, серьезным образом влияет на наше восприятие мира. Она совершенствует нашу способность знать и понимать чужое сознание, что, в свою очередь, дает возможность объяснять, прогнозировать и руководить поведением других [10].
Как считает нейропсихолог М. Либерман, человеческий мозг – это социальный мозг [11–12]. До этого ученые искали, как мозг решает активные задачи, например, математические. Но самое активное было обнаружено в его неактивном состоянии, когда мозг отдыхает. Это «сеть нейронов по умолчанию», которая включается автоматически в любой свободный момент. И вот в этот момент, по его мнению: «Сеть по умолчанию направляет нас думать о разуме других – их мыслях, чувствах и целях». И еще: «Эволюция сделала ставку на то, что наилучшим вариантом для нашего мозга в любой свободный момент является подготовка к тому, что случится дальше в рамках социального взаимодействия».
В своем интервью журналу Scientific American Либерман говорит, что хотя на Западе люди считаются большими индивидуалистами и не зависят от окружения, это на самом деле не так: они точно так же страдают от разрыва и нарушения своих социальных связей. Он говорит, что этому следует обучать и детей: «Наиболее важной частью воспитания детей должна быть подлинная роль социальной базы нашего счастья и успеха в жизни. Интеллектуально мне все об этом известно, но если мы не научим этому детей, я не уверен, что они сами постигнут это, чтобы руководствоваться им в своем интуитивном принятии решений. Считаю, что дети должны полюбить изучать то, как работает наш социальный мир и как наш мозг делает это возможным» [13].