Децебал ничего не ответил ланисте.
— Квинт был редкой свиньей и я не жалею о том, что выставил за ворота, — продолжил Акциан. — Но он свободный римский гражданин. И он может пожаловаться префекту города и даже в Сенат. Тогда я не смогу тебя защитить, и ты предстанешь пред судом.
— Я готов отвечать за свои поступки, господин.
— Ах, вот как? Но ты мой раб и стоил мне денег! Сегодня я спасу тебя. Дам кому нужно взятки и все будет улажено. То есть я снова вложу в тебя деньги. Но это в последний раз! Запомни это! Если еще раз ты посмеешь оскорбить римского гражданина или поспорить с рутиарием — я сам сгною тебя. Тогда ты пожалеешь, что родился на свет. Поверь мне. Акциан не бросает слов на ветер. Ты все понял?
— Да, господин.
— А сегодня за свою дерзость ты отправишься в дом патриция Гая Сильвия Феликса на работы. Он просил меня прислать к нему двух гладиаторов.
— Да, господин. Я должен буду там сражаться?
— Нет. Тебя ждет иная работа. И ты станешь выполнять её как и положено рабу со всем прилежанием.
Децебал по знаку ланисты покинул помещение и вышел во двор. Его мучил вопрос, кто же донес Акциану о его разговорах о Спартаке? Неужели Цирцея? Получалось, что более некому. Об этой его связи с римлянкой Акциан был осведомлен отлично, и, очевидно, даже способствовал ей. Что-то слишком часто он отпускает своего раба на свидания. С чего бы ему проявлять такую заботу?
Глава 12
В КОТОРОЙ ДЕЦЕБАЛ УЗНАЛ КТО ТАКАЯ ЦИРЦЕЯ
Пей отраву, хоть залейся!
Благо, денег не берут.
Сколь веревочка ни вейся-
Все равно совьешься в кнут!
В. Высоцкий
"Разбойничья"
Знатный помпеянец Гай Сильвий Феликс был одним из самых влиятельных людей в Помпеях. По своему положению Феликс принадлежал к сословию всадников, но его состояние было одним из самых крупных в городе и не уступало патрицианским. Больше того, многие патриции брали у него в долг и теперь зависели от его хорошего настроения.
Он знал Акциана и попросил его предоставить в его распоряжение двух сильных гладиаторов. Он задумал заменить в перистиле тяжелую мраморную статую. Феликс пожаловался ланисте, что не может доверить этого дела своим рабам, которые недавно разбили статую Аполлона, подаренную ему, римским сенатором Гаем Нервою.
Акциан послал двоих — Децебала и Келада. Оба поистине могли быть натурщиками для статуи Геркулеса.
Гладиаторы пошли в город без охраны. При них был только провожатый, тщедушный старик — раб в доме Феликса грек по имени Аристомен.
Когда они проходили возле двухэтажного дома с портиками, что стоял на перекрестке, до Децебала донесся запах свежевыпеченного хлеба. Повеяло чем-то родным, и он повернулся к фракийцу:
— Запах дома, — произнес он.
— Свежевыпеченный хлеб всегда напоминает запах родины, — вмешался в их разговор старый раб. — Этот запах везде одинаков. И каждый, почуяв его, вспоминает свой родной дом.
— А где твой дом, старик? — спросил Келад.
— В Афинах. Там я родился и вырос. Мое имя Аристомен.
— И как же ты попал в рабство?
— Имел глупость участвовать в восстании против римлян. И с тех пор я раб. В подвалах вот таких милых, пахнущих хлебом домов, я крутил день и ночь тяжелые каменные жернова. Мой хозяин булочник в праздники даже шеи своих ослов и мулов увешивал связками румяных и пахучих хлебов, а рабам жалел горстки муки.
— Но ты же работал среди этих хлебов? — удивился фракиец. — Неужели за вами постоянно смотрели надсмотрщики?
Старик криво усмехнулся и ответил:
— Сразу видно, что вы никогда не были на черных работах и доли раба так и не испытали. Римляне умные и знают, как обращаться с двуногим скотом. Мне на шею одевали большую деревянную колодку, которую здесь называют "собакой". И она не давала поднести ко рту ни кусочка. Но когда я стал стар для такой работы, меня перевели в привратники. Таков этот живописный городок под вечно голубым небом римской провинции Кампании, у подножия зеленого Везувия.
— И ты не пробовал бежать? — спросил его Келад.
— Бежать? — старик криво усмехнулся. — Когда я был моложе я жил мыслью о побеге и мести. Я совершал попытки побега четырежды.
— И что? — спросил фракиец.
— Меня ловили и подвергали пыткам. Ты, варвар, никогда не был в городской тюрьме для рабов?
— Нет.
— Вот то-то и оно, что нет. А я был там трижды. Я висел на дыбе, и мои пятки жгли раскаленными углями. Меня ставили на гвозди. Знаешь что это такое? Двое дюжих палачей поднимают тебя под руки и ставят на доску утыканную гвоздями. А иногда и груз уложат тебе на плечи, чтобы лучше чувствовал хозяйскую ласку. Я тогда не выдержал и назвал сообщников. Рабыню, что помогла мне в побеге, притащили в камеру каземата и на моих глазах пытали её раскаленными прутьями, отчего она умерла в страшных мучениях. Хотите, расскажу, куда они эти прутья ей засовывали?
— Нет! — в один голос ответили гладиаторы.
— И после этого я прекратил попытки побега. Если можешь теперь судить меня за это — суди.