Гладиаторы по закону

— Ресторан? — хихикнул Норви Блай, следовавший за Шепом по грязной, усеянной мусором улице. За неделю, благодаря опеке Шепа, он узнал многое о Белли-Рэйв. Но ни разу за это время не видел стеклянных просторных фасадов, увенчанных неоновыми рекламами.

Место, куда привел его Шеп, оказалось привычным для Белли-Рэйв домом. Из гостиной выползла тяжело дышащая старая карга. В очаге горел огонь, а в почерневшем казане булькала вода. И это ресторан?

Шеп вынул из кармана пару пайков. Казалось, у него всегда их было не менее десятка. Правда, получить их не составляло никакого труда. Нужно просто заявить, что у тебя десяток иждивенцев, и уполномоченный бесстрастно выпишет хоть 273 пайка в неделю. Чтобы они стали твоими, их нужно только поднять. Чего-чего, но еды было вдоволь.

И сколько угодно зрелищ!

Шеп ногтем большого пальца раскрыл пакет — пластмассовую коробку размером два на три и на шесть дюймов. То же, но неуклюже, проделал Норвел. Посыпалось содержимое. Один из предметов — неаппетитный на вид брусок, похожий на обернутую в полиэтилен щепку — Шеп швырнул старухе.

Она поймала его и тут же начала грызть, словно была отчаянно голодна.

— Дела идут неважно? — поинтересовался Шеп с некоторым презрением в голосе.

В ответ она только сверкнула глазами. Зачерпнув воды из казана ржавой консервной банкой, она плеснула ее в пластмассовую коробку для пайка. Шеп вскрыл небольшой конверт и высыпал темный порошок в воду.

Кофе! Волшебный запах тотчас же вызвал у Норвела волчий аппетит. Он отдал старухе такой же брусок из своего пайка, получил положенную ему порцию воды, приготовил кофе и жадно обследовал другие предметы из коробки.

Бисквиты. Банка мясного паштета. Кубик прессованных овощей. Конфеты. Сигареты. С таким сочетанием продуктов питания ему еще не приходилось встречаться. Мясной паштет был пересолен и сильно приправлен специями, но неплох на вкус.

Шеп не без удивления следил, как Норвел жадно поглощал пищу. Затем тяжело вздохнул:

— Когда каждый набор пробуешь десять тысяч раз… Нет, лучше не портить вам настроение.

Выйдя наружу, Норвел спросил о занятии старухи.

— Она получает положенные ей пайки и обменивает их на дрова, — пояснил Шеп. — Дровами она топит казан с горячей водой для чая, бульона и чего-то там еще. Воду обменивает на пайки. Она все надеется, что когда-нибудь останется с прибылью. Но такое просто невозможно.

— Почему?

Шеп усмехнулся.

— Не обижайтесь, Блай, но вы здесь человек новый. Почему она занимается таким промыслом? Да потому, что при этом ощущает себя человеком!

— Но ведь…

— Да, да. Она чувствует себя хозяйкой своей судьбы, душа ее спокойна. Очень трудно умереть с голоду в Белли-Рэйв, но в такую неделю, когда дела у нее идут плохо, она близка к этому. Ей кажется, что она Рокфеллер или Хант в миниатюре. Рискует своим капиталом в надежде на барыш. А если потерпит поражение? Но главное в том; что она чем-то занята, а не сидит просто сложа руки и потребляет свой паек. Вам знакомо такое понятие, как ад?

Норвел кивнул. Как и все, он принадлежал к реформистской Рационалистической церкви Изначальных ценностей, но об аде нередко упоминалось в проповедях.

— Так вот, если прав тот, кто сказал, что ад — это бесконечный праздник, то он здесь, перед вами, мистер. Это Белли-Рэйв.

Теперь Норвел понимал, что это неоспоримо, неопровержимо доказано. Старуха готова на что угодно, лишь бы рассеять это ощущение. Старуха без особых талантов, которой не на что надеяться. Любой, кто в состоянии что-нибудь сделать, все, что угодно, будет пытаться предпринимать здесь что-нибудь. Хоть что-нибудь.

Это дало Норвелу ключ к загадке по имени Шеп.

— Значит, у нее ресторан, — понимающе произнес Норвел. — А у вас — ваше ремесло, и…

Гигант обернулся к нему, схватил за лацканы и тряхнул, как котенка.

— Вошь ты мелкая! — прорычал он, трясясь от гнева. — Подонок! Ну, что ты знаешь? Послушай! Если ты еще хоть раз обмолвишься, или намекнешь, или даже подумаешь о том, что я занимаюсь пустяками только для того, чтобы убить время, я разорву тебя на куски! — Он с силой ударил Норвела, и тот согнулся в три погибели от боли.

Неизвестно почему, но Норвел совсем не испугался. Он интуитивно осознал, что своими словами нанес оскорбление этому человеку. Испытанные муки вызвали в этом, в общем-то, добром верзиле такую ярость, — муки непрестанных, безжалостных, ноющих сомнений в самом себе. Когда досуг принудителен, разве можно пусть даже намеком осуждать хотя совершенно пустой, но труд! Нельзя! Нет ничего хуже, когда человек теряет веру в себя.

— Извините меня, Шеп, — проговорил он совершенно искренне. — Я никогда больше не посмею сказать такое, даже думать об этом не буду. И не потому, что вы меня застращали, а… — он на мгновение запнулся. — Раньше я считал себя чем-то вроде артиста. Я понимаю, что выпало на вашу долю.

— Блай, — проворчал Шеп, — вы только сейчас начинаете понимать, что вам выпало. Извините, что я вышел из себя.

— Забудем об этом.

Они двинулись дальше. Через некоторое время Шеп нарушил молчание.

— Вот здесь можно кое-что раздобыть.