Гладиаторы. Идущие на смерть

– Прости меня, друг. Я не хотел подвести тебя под палку этого человека.

– Что там говорить. Я ведь жив и, через немного времени снова стану в строй.

– Да, – поддержал Кирна Давид. – Все хорошо, что хорошо кончается. Да не твоя вина в том, что так получилось. Не ты же его избивал.

– Не я, – ответил Келад. – Но я стоял и смотрел. Я испугался вмешаться.

– А что дало бы твое вмешательство? – с горечью бросил Кирн. – Ничего бы это не дало.

– Я такой же раб, как и вы. Ничуть не лучше. Простите меня, друзья.

Кирн протянул фракийцу руку и тот горячо пожал её. Так началась новая дружба, скрепленная кровью.

Но самое странное произошло после. Кирна словно подменили, и он стал слушать проповеди Давида. Их часто видели вместе, и они оживленно беседовали, забыв обо всем на свете. С этих пор нападки грека на иудея прекратились, и, однажды, Децебал увидел, как они оба стоят на коленях и молятся невидимому христианскому богу…

Помпеи.

Винная лавка «Борода Агенобарба».

Другие гладиаторы после инцидента стали много осторожнее и усиленно занимались боевой подготовкой, боясь не угодить грозному рутиарию Квинту.

Но не все простили плачу обиду. Трое собрались в таверне «Борода Агенобарба» по прямому разрешению Акциана и горячо обсуждали дальнейшие планы.

Это были Юба, Децебал и фракиец Келад.

– Ну что ты теперь скажешь, Юба? – спросил Децебал, разливая велитерское вино по кубкам. – Хорошо быть гладиатором, кумиром толпы?

Нубиец ничего не ответил, а только залпом осушил свой кубок.

– Нужно убить этого Квинта, – предложил фракиец. – Такого прощать нельзя.

– Убить? – нубиец и дак посмотрели на товарища.

– Именно убить. Но по-умному, не в казармах. Можно воспользовавшись тем, что перед играми, ланиста часто станет отпускать нас в город, подстеречь его и прикончить.

– Это крайне опасно. Не каждый день в Помпеях убивают рутиариев. Подозрения сразу же падут на нашу школу, и они станут искать, кто бы это мог сделать и найдут. Разве многих отпускают в город? – возразил Децебал. – На тех, кто выходил из казарм, и падет первое подозрение.

– Это да, но не совсем так. Могут подумать и на грабителей. Мало ли убивают в городе с целью грабежа?

– Это слишком опасно и мы не станем так рисковать. Какой грабитель нападет на рутиария и тем более на Квинта? Что у него можно отнять? А вот на его меч можно напороться свободно. Грабители таких клиентов не жалуют. Гораздо проще обобрать жирного всадника с кошельком полным сестерциев.

– Децебал прав, – поддержал друга Юба. – Убить одного рутиария и получить взамен иного? А окажется ли он лучше? Ты мало времени в гладиаторах, и не знаешь, что все рутиарии редкие собаки.

– Вот именно. И наши проблемы совсем не в одном рутиарии, хотя я совсем не прочь выпустить Квинту кишки. Мы должны подумать о том, чтобы в будущем ни один рутиарий не посмел тебя ударить.

– И что мы можем сделать для этого? – спросил фракиец.

– Что? – Децебал посмотрел на товарищей. – Некогда твой земляк, Келад, знал, что делать. Это был фракиец по имени Спартак.

– Спартак? Ты говоришь Спартак? Я знал человека с этим именем. Он шел с рогатиной на медведя. В одной из схваток медведь оторвал ему правое ухо. Мы с ним побились, однажды, об заклад, кто больше вина выпьет, и, я тогда перепил его! – фракиец снова осушил кубок.

– Да погоди ты, Келад. Этот совсем не тот Спартак, – успокоил товарища Юба. – Этот человек жил много лет назад и давно умер.

– Да? Но для чего тогда ты, Дакус, его вспомнил?

– Спартак некогда поднял восстание гладиаторов и потряс основы римской империи. Сейчас о нем запрещено говорить под страхом смерти и это еще одно доказательство того, что римляне его бояться даже теперь. Я видел его имя на стене карцера, когда сидел там.

– В нашем карцере Спартак сидеть не мог. Он был рутиарием в школе Лентула Батиата в Капуе, – возразил даку нубиец.

– Ну, может и так. Но это совсем не так важно. Значит, кто-то другой написал имя знаменитого фракийца на стене нашего карцера. Дело не в этом. Он сумел поднять гладиаторов на борьбу с ненавистным Римом.

– И что ты предлагаешь? – Юба снова разлил вино по кубкам. – Не пойти ли по следам Спартака?

– А почему бы и нет? – спросил Децебал. – Это наш путь к свободе. Или ты еще надеешься получить её от римской толпы?

– Надеялся. Но теперь я думал совсем о другом. Не о восстании, конечно, но о побеге.

– О побеге? – в один голос спросили дак и фракиец. – Да разве можно отсюда сбежать?

– А почему нет? – Юба внимательно посмотрел на товарищей.

– Ты, наверное, шутишь? – Децебал отмахнулся от друга. – За тот год, что я в Помпеях, из нашей казармы бежало шестеро, и все были пойманы. Они прокляли тот час, когда им пришла мысль о побеге. Наш ланиста крут только по отношению к беглецам. Акциан не любит убытки. Вспомни недавний случай с Кирном.

– Давай закажем еще вина и битков. Меня мучает голод и жажда, – громогласно завил Келад.

– Эй! Хозяин! – Децебал подозвал Диокла. – Принеси нам еще амфору велитернского.

– Большую амфору! – грохнул рукой по столу фракиец.