Гладиаторы

У ближайшего перекрестка приятели расстались. Гней Пизон свернул к Виминалу, а толстяки пошли дальше по улице. Они сказали, что не могут разойтись по домам, не пожелав спокойной ночи своему приятелю Павзанию, проживавшему как раз на улице Мясников, — такое пренебрежение Павзания наверняка убило бы, узнай он о нем.

* * *

Хмурясь и стискивая зубы, Гней Пизон быстро шагал к своему дому. Противоречивыми чувствами был охвачен сенатор, но все же эти чувства были лишь осколками того великого противоречия, которое терзало его душу до недавней поры, — до того момента, пока он не переступил порог храма Таната.

От отца Гнею Пизону досталось неуемное высокомерие: всю жизнь свою он добивался преклонения и могущества. Во времена республики Гней Пизон, живи он тогда, наверняка стал бы консулом, быть может — великим консулом, но времена были не те: вся власть была у императора, а магистраты из сената теперь ничего не значили. Для того, чтобы стать военачальником или тем же консулом, нужно было долго выслуживаться перед императором, а всякое подобострастие Гнею Пизону было не по душе (кроме тех случаев, когда подобострастничали перед ним). И Пизон пошел по пути отца: стал вожаком одной из группировок сенаторов, настроенных республикански.

А потом как-то вдруг подкатило разорение и долги… И тайное предательство друзей-сенаторов, и Каллист, и гнев на самого себя, и ярость, ярость, ярость…

Вместо того, чтобы вскрыть себе вены, он обратился к Каллисту и стал предателем. Страх смерти, удержав его от самоубийства, привел его к позору и тщательно скрываемому от окружающих отчаянию, и ничто не могло этот страх смерти обуздать. Выручили жрецы.

Теперь, выйдя из храма Таната, Гней Пизон знал, как обуздать этот страх смерти: надо было сойтись со смертью, надо было делать смерть и прежде всего надо было уничтожить то, что напоминало о его предательстве. И тогда не будет не только страха смерти, но не будет и самой смерти — будет бессмертие.

Но что это значит — «уничтожить все, напоминающее о предательстве»? Вероятно, это значит — расквитаться с теми, из-за кого он так долго не мог найти себе места, то есть со знакомыми сенаторами (им и в голову не пришло помочь ему, когда ему было тяжело!) и с Каллистом (этот помог, да так, что лучше бы не помогал).

Но прежде, пожалуй, нужно все же позаботиться о Марке Орбелии — он ближе, доступнее. Надо принести его в жертву Танату, и тогда страх смерти отступит, потому что в смерти страшит тайна, а то, что сделано своими руками, не таинственно.

Но Орбелия…

Гней Пизон замедлил шаг.

Пожалуй, есть нечто, что заслуживает получить смерть вне очереди. И это «нечто» — любовь Орбелии к собственному брату. И смерть этой любви будет просто блестяща, не то что смерть самого Орбелия, которую иначе как простым производством трупа не назвать.

Дело за малым — надо придумать способ, как заставить Орбелию разлюбить родного братца. Разлюбить так, чтобы она от одного только имени его брызгала слюной и шипела, как гадюка на сковородке.

Глава седьмая. Пропасть и твердь

Возвратясь домой, Гней Пизон приказал: Орбелия может покинуть свою спальню, когда захочет, однако дом она покидать не должна. За выполнением приказа господина надлежало следить Клеону… И Пизон завалился спать, и сон его впервые за многие ночи был спокоен, потому что он знал, как ему вернуть утраченное достоинство деспота: он просто должен был убить.

Весь следующий день Пизон, избегая Орбелию, раздумывал, как бы ему опорочить ее любезного братца, Марка Орбелия, в ее глазах. Ответ был найден только под вечер: ему следует, затащив Марка в храм Таната, сделать его одним из приверженцев Таната и организовать затем демонстрацию новых взглядов Марка перед Орбелией. Орбелии, видите ли, не угодно, чтобы он учил иногда зарвавшихся рабов, так пусть же Марк Орбелий собственноручно убьет при ней какого-нибудь раба, заразившись верой в бессмертие за счет смерти других. На этот случай он и своего раба не пожалеет, если уж Орбелий поскупится своим.

Пизон не сомневался в том, что проповедь жрецов дойдет до Марка. Этот Орбелий, конечно же, любит жизнь не менее, чем кто-либо, поэтому за бессмертие он сделает все, что понадобится.

И Пизон начал действовать. Не дожидаясь, пока Марк наведается к нему, он, едва наступила ночь, сам отправился к Марку, горя желанием сделать из Марка подобие себя самого.

* * *

Вчера он был у Пизона. И что же? Пожалуй, с этим Пизоном трудно будет сойтись, даже если сама богиня Согласия вздумает помочь.

Дойдя до стены, Марк развернулся и медленно пошел к другому концу перистиля, маленького внутреннего дворика своего дома.

Одного только родства его с Орбелией оказалось недостаточно, чтобы войти в доверие к Пизону. Наоборот: Пизон так встретил его, что можно было подумать, будто это родство делало его врагом Пизона. Однако то, что у Орбелии был брат, на деле ни в чем не ограничивало Пизона, разве только…