С тех пор, как Марк оказался свидетелем борьбы сенаторов за власть, что развернулась на его глазах в день убийства Калигулы, у него не было иллюзий насчет высокой порядочности сенаторов, и борьба их с императором казалась ему не более правой, чем борьба императора с ними. Ввиду этого выступление его на стороне императора против сенаторов нельзя было назвать нравственным или безнравственным. Это что касается морали. Что же касается выгоды, то оно было ему явно выгодно, поскольку если бы по милости богов ему удалось раздобыть письмо Камилла Скрибониана к сенаторам, то этим самым он выполнил бы свой долг перед Нарциссом и перестал бы быть обязанным Нарциссу. Кроме того, помогая Нарциссу, он мог рассчитывать, что Нарцисс поможет ему разыскать Орбелию, а если она в беде, то и выручить ее.
— Хорошо. Я попытаюсь добыть письмо легата, — произнес Марк. — У тебя, как я понимаю, есть план на этот счет?
— Я знал, что ты не станешь красоваться передо мною шелухою притворной и дешевой добродетели, — удовлетворенно проговорил Нарцисс. — Задумка у меня такая: ты обратишь внимание Пизона своей будто бы нелюбовью к императору, ты войдешь в дом его, ты завоюешь его доверие, а потом под каким-нибудь предлогом ты выманишь у него письмо Скрибониана. К примеру, ты скажешь, что точно знаешь, будто к нему вот-вот должны нагрянуть преторианцы с обыском, и предложишь свои услуги по сокрытию письма. А затем ты принесешь это письмо мне…
— Но для осуществления такого плана потребуется много времени. Враги императора, возможно, не будут мусолить письмо так долго — ознакомившись с ним, они выкинут его, и все…
— Не думаю. Судя по тому, что мне об этом письме известно, это письмо для врагов императора является чем-то вроде заклятья, читая которое они пополняют запасы своего нахальства, которое кажется им смелостью и доблестью. Ну, а если это не так… Как бы то ни было, я не вижу другого способа добраться до письма легата кроме того, о котором я сообщил тебе, хотя, конечно, хотелось бы иметь лучший.
— Ладно, — кивнул Марк, соглашаясь с планом Нарцисса. — Но тут я вижу одну сложность: для того, чтобы завязать знакомство с Гнеем Пизоном, я должен быть если не богат, то хотя бы состоятелен — не думаю, что он позволит приблизиться нищему.
— Это препятствие преодолимо, — улыбнулся Нарцисс. — Завтра я выдам тебе миллион сестерциев на расходы. За полмиллиона ты можешь купить хороший (ну, неплохой) дом на Этрусской улице. Децим Юлиан продает его — он доканчивает остатки наследства, доставшегося ему от отца. Дом продается с обстановкой и рабами. Пожалуй, тебе следует купить его завтра же.
— Вижу, ты все предвидел, — вздохнул Марк. — Я все сделаю так, как ты сказал. Но до того, как закрутить это дело, позволь мне съездить к отцу. Он живет неподалеку от Рима… На поездку у мне нужна неделя.
— Раз надо, то поезжай, — сказал Нарцисс, поморщившись. — Только купить у Децима Юлиана дом ты должен завтра же, через неделю может оказаться поздно.
На другой день Марк с конем, груженным мешками с сестерциями, и двумя рабами Нарцисса направился прямо к дому Децима Юлиана. До цели Марк добрался быстро — благодаря тому, что один из рабов хорошо знал Рим, чем сам Марк похвастаться не мог.
Привратника у ворот не оказалось, что Марка удивило. Да и ворота не были заперты… Оставив рабов с сестерциями в маленьком дворике, Марк вошел в вестибул. Какой-то человек в рваной тупике хотел проскочить мимо него — видно, раб.
— Где твой хозяин, приятель? — поинтересовался Марк, хватая за плечо раба.
— В атрии‚ господин!
Раб махнул рукой на дверь в глубине вестибула. На лице его был страх и нетерпение. «Наверное, послан за чем-то своим хозяином», — подумал Марк. Молодой римлянин отпустил раба и зашагал к двери.
Посредине атрия стоял большой стол, уставленный кувшинами и глубокими тарелками с едой, напоминавшими лохани. За столом возлежали трое: центральное ложе занимал худощавый римлянин лет тридцати, по бокам от него жевали два толстяка, возраст которых было трудно определить с достаточной точностью, так как морщины (если они у них были) маскировались складками жира.
Пировавшие были в тогах, а справа от них Марк увидел трех человек в туниках, здорово поношенных: один из них лежал на отставленном от стола ложе, а двое других секли лежавшего, из-за чего атрий оглашался ритмичными воплями. На шее одного этих двоих был металлический ошейник. «Вот, оказывается, куда делся привратник», — подумал Марк.
— Кто тут Децим Юлиан? — поинтересовался Марк вслух.
— Ты… кто ты такой? — нетвердым голосом проговорил римлянин, возлежавший на центральном ложе.
— Я Марк Орбелий из рода всадников. Я слышал, ты продаешь этот дом с обстановкой и рабами, так ведь?