Гладиаторы

— Кроме того, госпожа, осмелюсь напомнить тебе: окончательно обезопасить тебя и Марка от бесчинств Палланта может только безвременная кончина Палланта, — вкрадчиво проговорил Нарцисс.

— Об этом поговорим после, — оборвала Мессалина вольноотпущенника. — А теперь я хочу проститься с Марком.

Подхватив Марка под, руку, Мессалина потащила его в свою спальню, и там, не потрудившись запереть дверь, она, рыча, принялась срывать с себя одежды. Мессалину с такой силой охватило любовное неистовство, что она ничего не видела и не чувствовала, кроме сковывавших ее одежд. Лишь освободившись от этих призрачных пут нравственности, она заметила Марка.

Марк отрешенно смотрел на нее. Мессалина нутром почувствовала — это не было отрешением токующего глухаря, любовная прострации была тут не при чем.

— Что же ты? — Мессалина была удивлена.

А Марку виделась Ливия. Это она тогда, на корабле Мессалины предупредила его, что на него вот-вот нападут; это она, обманув Кривого Тита, устроила ему побег из эргастула; это она отвратила от него беду и теперь: уж, конечно, не из праздного любопытства она полезла в ларец, адресованный ему, обмотав руки покрывалом.

— Что же ты? — проворковала Мессалина, словно тоскующая горлица.

Августа засеменила к Марку, на ходу зовуще раздвигая ноги.

Марк отшатнулся от Мессалины и, сбросив с себя оцепенение, кинулся в дверь. Мессалина, шумно дыша, выскочила за ним в коридор. Марка уже не было видно: он успел проскользнуть в одну из доброго десятка комнат, своими дверями выходивших в тот же коридор, что и спальня Августы.

Мессалина дико завыла, кусая руку, чтобы не зареветь в полный голос.

На счастье Августы, из ближайшей комнаты вышел уборщик с метлой в руке. Раб был немолод и некрасив, но Мессалина не стала привередничать. Вцепившись в него, она, рыча, словно тигрица, затащила его в свою спальню, опрокинула его на свое роскошное ложе под пурпурным балдахином и справила с ним свою нужду. Затем, наказав рабу молчать, Мессалина поспешила к Ливии: там она надеялась увидеть Марка.

Марка у Ливни не оказалось — вместе с Нарциссом он успел уже покинуть дом Клавдия.

* * *

Нарцисс поселил Марка в самой дальней комнате своего дома, запретив ему выходить из нее, прислуживать же Марку, стал старый доверенный раб Нарцисса. Кроме этого раба и Нарцисса никто не заходил к Марку, даже Мессалина, казалось, позабыла о нем. Марк, которому возня с Мессалиной вдруг стала противна, готов был радоваться ее забывчивости, если бы его связывала с Мессалиной только эта возня. Однако Мессалина интересовала Марка еще кое-чем…

Однажды после обычного вопроса Марка о Ливии‚ Нарцисс ответил, что Ливия оправилась совершенно, и тогда Марк осмелился спросить Нарцисса о себе.

— Не знаешь ли ты, Нарцисс, — произнес Марк, — сумела ли Августа добиться моего прощения? Я ведь приговорен к казни за то, что не поддержал Клавдия, когда Калигула был убит…

— Неужто? — удивился Нарцисс. — От Августы я ни о каком твоем прощении не слышал. Расскажи-ка все поподробнее…

Когда Марк закончил, Нарцисс сказал:

— Никакие переговоры с Клавдием насчет тебя Мессалина, насколько мне известно, не ведет. О тебе она между тем не забыла: каждый раз, когда я вижу ее, она спрашивает о тебе, а о твоей просьбе, она, видимо, запамятовала… Таковы женщины, дружок: последующая ночь начисто отбивает у них память о том, что им вдалбливали в предыдущую… Но ничего, еще не все потеряно. Я напомню ей о твоем деле.

Нарцисс, действительно, не подвел: он твердил Мессалине о деле Марка до тех пор, пока она не добилась предписания Клавдия, в котором говорилось, что «Марку из рода Орбелиев за верную службу сенату и народу римскому предоставляется почетная отставка и тысяча золотых денариев наградных». Это было полное прощение.

— Золотые получишь когда-нибудь потом, — заметил Нарцисс, передав Марку предписание Клавдия. — Сейчас мне не хочется соваться за ними в императорскую казну — ни к чему напоминать о тебе Палланту, который, как ты знаешь, заведует казной. Да и казна пуста.

Марк радостно улыбался. Замечание Нарцисса он пропустил мимо ушей — на эти золотые он и не рассчитывал, что уж там о них жалеть! Итак, одно условие высвобождения его из-под власти Мессалины было выполнено: ему теперь не грозила опасность со стороны закона. Правда, с Мессалиной его связывало еще одно: он поклялся Мессалине, что покинет ее только тогда, когда она будет иметь «такого же надежного телохранителя, каким был он». Однако теперь это обязательство вряд ли имело силу. Сложилось так, что в последнее время он не был ее охранником, скорее наоборот она способствовала его безопасности. Да и в то время, когда он охранял Мессалину — там, в палатинском дворце, — он был больше ее любовником, чем телохранителем.

Марк еще раз взглянул на заветные строчки и на императорскую печать под ними. Выходит, он мог покинуть Рим, имея на руках этот свиток. И он хотел покинуть Рим — трусливых сенаторов, кровожадный императорский двор, продажную чернь… Ну он покинет Рим, а что дальше?