- Если только глоток, - все же пытаюсь я держать лицо и тоже ей улыбаюсь. Нет, не как Виктория Победина. С этой и так все понятно: она проиграла этой коварной обольстительнице, когда согласилась на эту встречу. Но как законная жена Алекса Берга я ещё с этой змеёй поборюсь.
Она приносит мне стакан воды со льдом и лимоном из бара и отлучается, по её словам, всего на минутку.
- Родная, ты как? - беспокойно гладит мою руку Алекс.
- Не волнуйся, я ещё не рожаю, - гоняю по стакану потрескивающие кубики льда трубочкой.
- Ясно, - словно остывает его голос. - Она тебе не понравилась.
- Я ещё не решила, - освежаю горло холодной жидкостью.
- Всё ты решила, - отпускает он мою руку и откидывается к спинке стула, сокрушённо вздыхая.
Знаю, что за моей спиной огромное во всю стену окно, в которое он смотрит. И там идут люди, смеются дети, мчатся машины по нагретой солнцем мостовой. Но он словно не видит всего этого. Хмуро сходятся на переносице его красивые брови. И синева глаз, подсвеченная видом за стеклом, кажется живой, мелькающей, беспокойной.
- Алекс, что ей надо от тебя?
- Ничего. Не знаю. Не важно, - переводит он взгляд на мой стакан, а потом опять пялится в окно. - Допивай, приходи в себя и пойдём. Я не буду тебя мучить, раз тебе здесь не нравится. Ты права, это была плохая идея. Поехали в кино, в парк, погуляем по набережной. Мне с тобой везде хорошо.
- А для тебя это важно?
- Я ей жизнью обязан, Вик. Случайно или нет она оказалась в той подворотне, но, если бы не она, ты, возможно, уже стала бы вдовой. А это, знаешь, дорогого стоит.
Он подаёт мне сумку, потому что в ней звонит телефон.
И пока я ковыряюсь, доставая телефон, обмениваюсь парой фраз с Ленкой, главный смысл которых в том, что я не могу сейчас говорить, Алекс покупает бутылку воды и, вернувшись на место, пьёт прямо из горла.
А я смотрю на него и не понимаю: права я или нет, ревность это или ощущение опасности, собственнический инстинкт или эгоизм. Но здравый смысл во мне сражается с чувством неприязни к этой женщине. И я не знаю сейчас: надо думать сердцем или головой?
- Простите, задержалась, - отодвигает Полина стул, и наши натянутые лица не остаются для не замеченными. - Что-то случилось?
- Полин, мы... - начинает Алекс, но я его перебиваю.
- ...извиняемся, что мне стало плохо. Доставили тебе неудобства.
- Господи, да что за глупости, - смотрит она то на Алекса, то на меня. - Я, конечно, понимаю, что он за тебя переволновался, но это вовсе не повод тут же везти тебя домой и запереть в четырёх стенах. Ох уж эти беременные мужчины! - улыбается она и уверенно усаживается напротив. - Никуда я вас не отпущу, и не мечтайте.
- Полина Александровна, - окликает её девушка в фирменной одежде с деревянным подносом в руках. - Там к вам по поводу дегустации.
- Ух, как они не вовремя-то, - она снова поднимается. - Алёночка, будь добра, обслужи пока моих друзей, - показывает она руками. - Это Алекс Берг, его жена Виктория. Алёна, мой лучший сомелье. Так что вы в надёжных руках.
И она уже отворачивается, чтобы уйти, когда эти надёжные руки ставят на столик поднос и его высоким бортом сталкивают на пол мой притаившийся с краю телефон.
И он не просто падает, он ударяется углом о плитку пола и разлетается на куски, осколки стекла, запчасти.
Алекс кидается их собирать, несчастная Алёна в ужасе зажимает рот рукой, а невозмутимая Полина восклицает:
- На счастье!
Только мне в её довольной улыбке уже мерещится какой-то умысел.
22. Алекс
- Ну, тут без вариантов, - складываю на стол осколки телефона. - Зато наконец-то купим тебе новый. Как ты ни сопротивлялась, а ему давно пора было на свалку.
- Простите, - расстроенная Алёна мнётся, не зная, что ей делать.
- Ничего не вздумайте покупать. У меня как раз есть лишний телефон, - вмешивается Полина, глядя, как моя девочка вздыхает над погибшим сотовым, как над живой искалеченной судьбой. - Я как раз собиралась презентовать его Алёне за хорошую работу, но раз такое дело...
Холод в её ровном голосе даже меня заставляет приосаниться. А она, оказывается, не так уж мила и нежна, эта Полина Александровна. И должность, и положение, конечно, обязывают, но как естественно у неё это получилось: она и бровью не повела, когда вроде и не лишила ничего своего сомелье, но в то же время и наказала.
- А кем был её муж? - спрашивает Вика, когда Полина уходит, и Алёна, налив положенное в огромные бокалы, в очередной раз извинившись и покаявшись, тоже удаляется.
Какая-то мрачная решимость появилась в Викином лице. Но пусть что угодно, пусть и дальше на меня рычит, пусть вредничает, только не льёт слёзы по утраченной реликвии. Она мне выброшенную кровать-то ещё не простила. Хорошо, что хоть этот телефон разбил не я.
- Я знаю только про его страсть к вину, - принюхиваюсь, стараясь уловить букет, но, как обычно, мне просто вкусно пахнет и не более.
- А про страсть к охоте? - показывает Вика на фотографии, развешенные по той стене напротив, где каждая бутылка - в отдельной ячейке, как наседка в гнезде. - Это же он? Такой высокий, сухопарый, в возрасте.