Гладиатор. Возвращение

- Мы часто гуляем с Максом в том парке, - она поправляет волосы, застёгивает сумку, поднимает со стула брошенный плащ, и голос у неё ровный, невозмутимый и, как всегда, мягкий. - Но день выдался тёплый, народу оказалось много, а мест на парковке мало. Поэтому я поставила машину в тупике у заграждения.

Помню, что большую часть пути от высадившего меня такси я прошёл пешком. Действительно, там стоял серебристый внедорожник.

- А какого цвета у тебя машина?

- Металлик, Алекс, покрытие Сильвер Флакс, - уточняет она нарочито подробно, показывая, что её обижает этот допрос. Но я имею права знать её версию, поэтому просто слушаю. - Макс нагулялся и устал к вечеру, поэтому я решила сократить путь через закрытую подворотню, а не идти в обход, - пожимает она плечами, словно не понимая, что в этом особенного. - Там мы на тебя и наткнулись.

- О, господи, - прикрываю я лицо рукой, совсем не обрадованный этому факту. - Ещё и ребёнок это видел?

Представляю своё окровавленное бездыханное тело. Даже мне было бы неприятно, а тут дитё.

- Совсем немного, не расстраивайся, - присаживается она на краешек кровати и гладит меня сочувствующе по руке. - Я сказала ему, что ты просто пьяный, но мы тебя не бросим. И я оставила его в машине, вызвала скорую. А когда она приехала, оказалось, что документов у тебя нет. Вот тогда я и решила привезти тебя сюда, в частный госпиталь.

- Но зачем?

- Считаешь, я должна была позволить им увезти тебя какой-нибудь бомжатник? - встаёт она, надевает плащ. - Ты был довольно прилично одет для бича. И не удивительно, что тебя обворовали, раз кроме фотографии у тебя в карманах ничего не было, даже телефона. И ты назвал только имя. Хотя, честно говоря, - застёгивает она последнюю пуговицу и улыбается, - после всей этой шумихи в прессе, я тебя узнала, Алекс Берг. И видишь, ты оказался настоящим.

Она снова возвращается к моей кровати.

- До завтра? - наклоняется, чтобы привычно поцеловать меня в лоб, но вдруг шепчет в ухо: - Саша!

И в этот раз я и бровью не веду на её провокацию, но она всё равно смеётся, пока идёт к дверям.

- Пока, Алекс Берг!

«Пока, Полина Орлова», - провожаю я её взглядом.

И всё вроде складно в её рассказе. Кроме одного: на стоянке было полно свободных мест. «Айсберг» закрыли, а желающих погулять в маленьком парке не настолько много, чтобы заполнить всю парковку.

- Вы не могли бы кое-что сделать для меня? - обращаюсь я к пожилой медсестре в розовой униформе, когда она приносит ужин. - За стенами этой больницы?

- Отчего ж не помочь хорошему человеку, - легко соглашается она, составляя с подноса посуду.

- Хорошему? - усмехаюсь я.

- Моя внучка работала у вас в «Айсберге». Так что не подумайте, что мы верим всему, что говорят по телеку. Мы верим, что вы поправитесь и как наподдадите им там жару.

- Это вряд ли, - улыбаюсь я, хотя, чёрт побери, приятно. - Я назову адрес, скажу, где взять ключи - привезите мне, пожалуйста, телефон и кое-какие вещи.

- Хорошо. Я заканчиваю в восемь, - подтыкает она мне под спину подушку. - Вот смену сдам, сразу и поеду.

- Спасибо! - пожимаю её мозолистую руку. - Только, пожалуйста, никому не говорите. Особенно Полине.

- И на счёт этой змеи, что возле вас тут вертится, не беспокойтесь, - отвечает она, направляясь к двери. - Всё сделаем в лучшем виде.

10. Виктория

Комнаты в общаге всегда были маленькими. А эта ещё узкая и длинная, как аппендикс.

Темнота за окном придаёт ей недостающую слепоту, когда я хожу между двумя кроватями по этой кишке от двери к окну и обратно. Сложность траектории моего маниакального движения придают только вытянутые в проход ноги соседки. Но мне не сидится на месте. Не знаю, что делать. От беспокойства даже дышать толком не могу. Время от времени делаю мучительно глубокие вздохи и продолжаю свой бесконечный путь в никуда. И хуже всего, что не могу думать. В голове - пустота да песня, которую слушает, стуча пальцами по клавишам ноутбука моя длинноногая соседка.

- Не ты, не ты, не ты виновата, а я, - передразниваю я ритмичный мотив, не выдержав. - Слушай, Нин, выключи это, а? Пожалуйста! Башка и так раскалывается. Они ещё со своими страданиями.

- Они же на испанском поют, - поднимает на меня свою удивлённую и остренькую, как у белки, мордашку девушка. И чёрные глаза за круглыми стёклами очков только добавляют ей сходства со зверьком. Эдакая учёная белка.

- Не важно. Они поют какую-то банальную чушь, которая мешает мне думать.

- А о чём они поют? - оживляется она, правда, убавляя громкость.

- Я не хочу заставлять тебя страдать, будет лучше забыть и оставить как есть. Вини во всём меня, - перевожу я, только бы она отвязалась.

- А «соламенте тэ фальта ун бесо»?

- Тебе нужен только поцелуй, - и продолжаю, предвидя, что на этом она не успокоится: - Тот поцелуй, который я всегда обещал тебе.

- Кру-у-уто! - смотрит она на меня с восторгом, как на существо другой расы. - А где ты так выучила испанский?