Гладиатор умирает только один раз. (Сборник рассказов) (ЛП)

– Из всех вишневых деревьев, которые я привез из Понта, это сорт является самым необычным. Греко-язычные жители Понта сохранили древнее название, которое варвары – аборигены дали этой вишне. Я считаю, что это слово невозможно произнести, но они говорят мне, что это переводится как «самая драгоценная из всех», что и есть эти вишни. Их вкус сладкий и очень сложный – сначала тонкий, затем почти подавляющий. И их кожура очень, очень нежная. Большинство других вишен можно перевозить, ну, ты можешь упаковать их в корзину и перевезти через всю Италию, чтобы поделиться с другом, например. Но эти настолько нежные, что едва ли выдерживают падение с дерева. Чтобы оценить их по достоинству, их надо поедать буквально с дерева – и даже в этом случае они могут лопнуть, как бы осторожно ты бы их не срывал.

Лукулл потянулся к одной из темных пухлых вишен. Казалось, он совсем до нее не дотронулся; скорее, тяжелый фрукт, как будто, упал ему на ладонь по собственной воле.

– В этом и есть что-то мимолетное, - пробормотал он, - ощущение слишком уникальное, чтобы его можно было описать, которое можно только пережить: вишня, которую можно есть только под деревом, такая хрупкая. В этом качестве она имеет еще одно практическое преимущество: ее нельзя отравить.

Я приподнял бровь.

– А что, в этом проблема?

Лукулл безрадостно улыбнулся.

– У такого человека, как я, никогда не бывает недостатка во врагах.

– Тем не менее, я не видел дегустаторов на застолье.

– Это потому, что ты не должен был видеть дегустаторов.

Он протянул руку и подал мне вишню.

– Это тебе, Гордиан, самая первая в этом сезоне и самая драгоценная из всех.

– Вы оказываете мне большую честь, Лукулл. «За что ты, несомненно, попросишь что-нибудь взамен», - подумал я. Тем не менее, я взял вишню и сунул ее между губ.

Кожица была гладкой, теплой и такой тонкой, что казалось, что она растворяется при малейшем прикосновении к моим зубам. Мякоть вишни чувственно прижалось к моему языку. Сладкий сок заполнил мой рот. Сначала я был разочарован, потому что вкус казался менее ярким, чем у вишни, которую я только что попробовал. Затем, когда я нащупал косточку языком и приложил ее к губам, полный аромат вишни наполнил мои чувства богатой и сильной интенсивностью, вызывающей опьянение Лукулл заметил мою реакцию и улыбнулся.

Я сглотнул. Постепенно приоритет, на который претендовало мое чувство вкуса, отступил, и мои другие чувства вернулись на первый план. Я заметил, что свет изменился, когда закатное солнце пролило лучи темного золота через лиственный сад. Я слышал далекий смех остальных, которые еще не пошли за нами.

– Почему вы пригласили меня сегодня, Лукулл? – тихо спросил я. – Что вам нужно от меня?

Он вздохнул. Он сорвал еще одну вишню, но не стал ее есть; вместо этого он держал ее на ладони и смотрел на нее.

– Как быстротечны и неуловимы радости жизни; как долговечны боль и горечь, разочарования и потери. Когда я стал командующим, я был полон решимости быть лучшим полководцем из возможных и не повторять неудач моего отца; но я был намерен также никогда не прибегать к разрушению, когда уничтожение не было необходимо. Многие поколения людей тяжело трудились, построив несколько больших хранилищ красоты и знаний в этом мире, но огнем и мечом их достижения могут быть уничтожены в течение нескольких минут, и превращены в пепел. Сила римских легионов – это большая ответственность, я поклялся, что Сулла будет моим образцом, как он был моим наставником в других вопросах. Когда у него была возможность разграбить Афины и сравнять их с землей, Сулла спас их и сделал тем самым будущим поколениям великий подарок. Чего я меньше всего хотел, так это когда-либо получить репутацию, подобную репутации Муммия времен наших дедов… Муммия, который безжалостно разрушил город Коринф и никогда не проходил мимо любого греческого храма, не разграбив его. И все же …

Лукулл задумался, глядя на вишенку на ладони, словно бы в ней была какая-то тайна.

– Это дерево было выращено в саду недалеко от города Амис в Понте. Ты когда-нибудь слышал об Амисе?

Я покачал головой.

– Я отдал приказ потушить пожары и аккуратно занять город. Но вышло иначе.

– Легионеры были раздражены долгой осадой; они были полны сдерживаемой ярости, разочарованы тем, что город взят без боя, и жаждали грабежа. Мои командиры не смогли их удержать. Они хлынули в беззащитный город, насиловали мальчиков и женщин, убивали стариков, чтобы утолить свою жажду крови, опрокидывали статуи, ломали мебель, крушили все, что можно было разрушить, ради чистой радости разрушения. Они не обращали внимания на огонь; они даже помогли его увеличить, потому что наступила ночь и им был нужен свет, чтобы продолжать свое неистовство, поэтому они зажгли факелы и бросали их где попало, или даже намеренно поджигали дома и даже людей. Разрушение Амиса было долгой кровавой ночью огня и хаоса. Я стоял и смотрел, будучи не в силах остановить их.

Он еще секунду смотрел на вишню, затем уронил ее. Она ударилась о брусчатку и взорвалась брызгами кроваво-красной мякоти.