Гладиатор умирает только один раз. (Сборник рассказов) (ЛП)

Остаток дня и до поздней ночи я потратил на то, чтобы узнать все, что мог, о жене консула и этом возничем. Мой друг Луций Клавдий предпочитал вращаться среди богатых и влиятельных персон, но у меня были собственные приоритеты. Я решил, что лучших информаторов о круге близких друзей Семпронии можно найти в сенианских банях. Такие сплоченные группы посещали бани и в общении друг с другом делились различными мыслями. Женщины в своем отделении, мужчины, в своем. Массаж и горячие ванны обычно расслабляют языки, а отсутствие противоположного пола порождает еще большую откровенность. Так, что массажисты, массажистки, носильщики воды и мальчики с полотенцами много чего могли подслушать!

Были ли Диокл и Семпрония любовниками? Может были, а может и нет. По словам моих информаторов, в банях, передавших из вторых рук сплетни о друзьях Семпронии, Диокл был известен своим острым языком, а Семпрония умела замечать недостатки; их отношения могли быть не чем иным, как обычным желанием пошептаться и посплетничать по углам, подзуживая друг друга. Семпрония выбирала себе друзей, мужчин и женщин, потому что они развлекали ее, радовали глаз или стимулировали ее интеллект. Никто не считал ее рабой страсти; запал, с которым она танцевала или декламировала свои стихи, показывали лишь часть ее персоны, один маленький мазок на портрете волевой женщины, женившей на себе консула, чтобы прочитать все книги в его кабинете.

Что касается заговора против консула, я не услышал об этом ни единого слова. Окружение Семпронии возмущалось ее заточением и собственным изгнанием из дома консула, но впечатление, полученное от ее купающихся друзей, было скорее безобидным возмущением. Друзья Семпронии считали Децима Брута серытным и безвредным дурачком. Они игриво спорили между собой, сколько времени понадобится Семпронии, чтобы подчинить «старого книжного червя» своей воле и возобновить свои прежние посиделки.

Одно открытие меня удивило. Если верить банщикам, Серторий, легат-отступник в Испании, был гораздо более горячей темой для разговоров в кругу друзей  Семпронии, чем консул, его жена и возничий. Как и мой друг Луций Клавдий, они считали, что Серторий намеревался оторвать испанские провинции у Рима и стать там правителем. В отличие от Луция, друзья Семпронии тихонечко перешептывались и аплодировали Серторию и его повстанческим планам.

Децим Брут отвергал друзей своей жены как легкомысленных людей, беспечных, наивных в политике. Я попытался представить себе, чем такой бунтарь, как Серторий, мог приглянуться этим дилетантам. Были ли они просто увлечены сладостно-горьким очарованием, исходящим от его отчаянных шагов?

После бань я двинулся к Большому Цирку или, точнее, к нескольким тавернам, лупанариям и игорным домам в непосредственной близости от ипподрома. Я давал взятки, когда это было необходимо, но часто мне приходилось упоминать только имя Диокла, чтобы получить информацию. Завсегдатаи Цирка сходились во мнении, что возничему по вкусу всегда были юные атлетки. Его нынешним увлечением была нубийская летучая мышь-акробат, которая выступала в перерывах между гонками колесниц и, как все считали, выступала затем после гонок в частном порядке в спальне Диокла. Конечно, нубийка могла быть лишь прикрытием для других, более серьезных любовных дел  Диокл, а она только помогала подыгрывать ему в этом..

Если круг Семпронии гудел о Сертории, то толпы в Цирке, пренебрегая политикой, гудели о скачках следующего дня. Меня мучило неприятное ощущение, что некоторые из моих осведомителей что-то скрывают. Среди разговоров о лошадях и бряцанье игральных костей, хриплого смеха и криков «Помоги мне, Венера!», я почувствовал некоторую тревогу, даже дурное предчувствие. Возможно, это была всего лишь общая нервная вспышка в ночь перед днем забегов колесниц. Или, возможно, к тому времени я выпил слишком много вина и наслушался слишком много разговоров всяких болтунов, чтобы ясно смотреть на вещи.

И все же мне казалось, что в Большом Цирке творится что-то непредсказуемое.

С пением петухов я покинул окрестности Цирка, поплелся через Рим на Эсквилинский холм. Бетесда ждала меня. Ее глаза загорелись при виде, несколько истощенного расходами, мешочка с серебром, который она нетерпеливо выхватила из моих рук и положила в пустой домашний сундук.

Через несколько часов, когда у меня все еще болела голова от слишком большого количества вина и слишком короткого сна, я снова оказался в кабинете консула. Я договорился приехать к нему домой за час до первого забега, чтобы доставить свой отчет о том, что успею узнать к этому времени.

Я рассказал ему все, что узнал. Слухи из вторых рук о купающихся в банях и пьяниц в таверне казались мне банальными, но Децим Брут молча выслушал и серьезно кивнул, когда я закончил. Он покосился на портрет своей жены.

– Тогда получается ничего нет! Скорпус  просто утонул, а сыскарь ничего не нашел. Ты все-таки перехитрила меня, Семпрония?

Портрет не ответил.