Гладиатор умирает только один раз. (Сборник рассказов) (ЛП)

Затем толпа, как единое целое, в том числе и я, ахнула. Одной из своих бьющихся рук самнит сумел схватить фракийца за лодыжку, а другой рукой каким-то образом схватил свой меч. Он держал его вертикально и стучал рукоятью по песку в предсмертной агонии. Фракиец потерял равновесие и, взмахнув руками в воздухе, начал опрокидываться назад.

В течение долгого, затаившего дыхание, мгновения казалось, что никакая сила на небесах или на земле не могла остановить фракийца от падения назад прямо на вертикально стоящий клинок самнитского меча, и пронзить себя.

Даже Цицерон напряженно рванулся вперед. Женщина рядом с ним потеряла сознание. Мужчины позади нас взволнованно заблеяли.

Фракиец качнулся назад – восстановил равновесие – но снова качнулся. Меч самнита ярко блестел на солнце.

Сделав огромный круг руками, фракиец наконец сумел наклониться вперед и остановить падение. Вырвав лодыжку из руки самнитов, он сделал несколько неуверенных шагов вперед, а затем развернулся. Самнит перестал биться, но меч в его кулаке все еще был направлен в небо. Подойдя осторожно, как к змее, которая, казалось, хоть и корчилась, но все же могла укусить в последний раз, фракиец присел на корточки и выхватил меч из рук самнита и отбросил его, а затем в тревоге дернулся назад, когда из горла самнита послышался странный булькающий звук, предсмертный хрип, заставивший застыть мою кровь. Взяв рукоять своего меча обеими руками, фракиец направил его вниз. Ему нужно было нанести последний удар, чтобы убедиться, что змея уничтожена, и он вонзил лезвие глубоко в пах самнита.

Толпа снова ахнула в унисон. Подобно Цицерону, сидевшему рядом со мной, я приложил руку к своему паху и вздрогнул. Но теперь самнит был действительно мертв. Свежая кровь залила набедренную повязку вокруг его раны, и он уже не двигался.

Грудь фракийца тяжело вздымалась, он встал и возобновил свой победный обход. После минуты ошеломленного молчания взволнованная толпа наградила его громовыми возгласами. Судья вышел на арену и наградил его пальмовым листом в знак победы. Размахивая им над головой, гладиатор удалился под бурные аплодисменты.

– Потрясающе! – заявил Цицерон, явно впечатленный, несмотря на его явное отвращение к Играм. – Такое трудно будет забыть.

Тело самнита утащили, лужи крови засыпали свежим песком, и начался следующий поединок. Это был новаторский поединок между двумя димахерами, названных так потому, что каждый имел не один, а два меча. Чтобы компенсировать отсутствие щитов, на них было больше доспехов, чем на других типах бойцов – поножи для защиты предплечий и голеней, металлические пластинами на  груди  и для защиты горла, а также различные повязки на конечностях и куски металла поверх обнаженного тела, которое нуждалось в украшениях в той же степени, что и в доспехах. Вместо резких ударов мечей о щиты, звук их оружия был постоянным – скрежет лезвия о лезвие, пока они крутились в головокружительном танце парирования и уколов. Один был смуглым, а другой бледным, но в остальном их телосложение было очень схожим; не такие мускулистые, как предыдущие бойцы, у них были гибкие тела танцоров. В таком поединке скорость и ловкость значили больше, чем грубая сила, и они были так равномерно сопоставлены, а их маневры настолько элегантны, что их поединок казался почти танцевальным номером. Вместо ворчания и возгласов они вызвали у толпы "ахи" и "охи" одобрения. Наблюдая, как они кружатся, я испытывал удовольствие, когда наблюдаешь за танцорами, а не за воинами, так что почти забыл, что одного из них в конце поединка поджидала смерть.

Затем с царапающим звуком, от которого у меня свело зубы, клинок одного из них, скользнув по броне, успешно соединился с незащищенной плотью, и пролилась первая кровь. Толпа выдохнула: «А-а-а!» на более высокой ноте, чем раньше, и я ощутил возбуждение коллективной жажды крови.

Оба бойца выглядели утомленными, теряя ту безошибочную реакцию, которая не позволяла им причинять друг другу вред. Потом было пролито еще немного крови, хотя раны были незначительными, простые царапины, от которых на лезвия попало столько крови, что красные капли разлетались по воздуху и смешивались с мелкими брызгами пота, стекавшими с блестящих тел обоих гладиаторов.

Медленно, но верно темп парирования и уколов увеличивался, хотя их ритм становился более рваным и непредсказуемым. Мое сердце забилось чаще. Я взглянул на Цицерона и вспомнил, что он не сказал ни слова на протяжении всего поединка. Он наклонился вперед, его глаза блестели от восхищения.

Смуглый боец неожиданно воспользовался преимуществом. Его руки задвигались быстрее, чем крылья пчелы. И он ужалил, как пчела, сумев уколоть сначала правую руку своего противника, а затем левую, так что бледный гладиатор выпустил оба своих клинка и остался беззащитным. Прижав клинки к запястьям противника, смуглый боец заставил безоружного бойца широко расправить руки, как у распятого раба.