Гладиатор (СИ)

— Истинная пара — это не только благословение небес и бесконечное удовольствие, это еще и огромная ответственность. Посмотрите на омежку, — доктор повернулся к крошечному телу, запутавшемуся в простынях. Офиару скулил время от времени, елозя ягодицами и не давая отдыха своим ушибам. Новые волны боли снова выкручивали ослабленное тело и погружали в негу, омега отключался. — Он пострадал достаточно, вы, как его альфа, опора и защита, должны позаботиться о более слабой половине.

Генерал молчал, попеременно сжимая кулаки. Курций видел, как инстинкт борется с разумом.

— Ваш отвар теряет действие, — не глядя на доктора, ответил Далат, — несите ремни.

Доктор поднялся.

— Все свои ремни, доктор.

Бабочка

POV Далата.

Усилив охрану по периметру особняка, я отдал все указания Сулле, возблагодарив богов, что именно он исполняет обязанности управляющего вместо Прима.

Курций потратил около двадцати минут, пристегивая мои запястья к изголовью массивной кровати и проверяя, не нарушено ли кровообращение.

Я несколько раз потянул на себя руки, удостоверившись, что могу достать до лица и собственной груди, но не ниже. Хотя бы что-то. Ноги мы решили не привязывать, в этом не было необходимости, да и так я чувствовал себя комфортней. Мои враги удавились бы, узнав, что у них была отличная возможность убить меня, привязанного к собственной постели!

Офиару рядом тихонько кряхтел во сне, что-то происходило в его беспокойных сновидениях, он хмурился и бубнил нечленораздельные слова.

— Всё, — закончил с ремнями доктор, игнорируя мои нетерпеливые взгляды в сторону омеги, также как и стояк, колом торчавший вверх вот уже какое-то время.

— Он скоро проснется?

— Да, потерпите немного, и если что, зовите, я неподалеку.

* * *

Я уже ненавидел этого врачевателя! Прошло около получаса, а Офиару так и не приходил в себя. Зато во сне он придвинулся ближе и, уткнувшись носом мне в бок, где-то у поясницы, засопел спокойней.

Чертов доктор! И что мне было делать?! От злости я был готов порвать ремни, но каждый раз кидая взгляд на маленькое чудо, укрытое по пояс и соблазнительно демонстрирующее обнаженное плечико и лопатку… с огромной гематомой, я вспоминал об ответственности и повторял разность масс, которая могла покалечить омежку… Разность масс, разность масс…

О, боги, как же он соблазнительно дышал мне в бок!

Чувствуя себя полным извращенцем, я подтянулся повыше и повернулся к омеге так, что мой член уперся ему в щеку. От этого зрелища хотелось выть.

Подергав носиком, омега затрепетал светлыми ресницами и распахнул глаза. Его взгляд был затуманен, и он абсолютно не понимал, что с ним происходит.

— Далат? — тихо спросил он, поднимая взгляд выше.

— Да, зайка, это я.

Попытавшись приподняться на локоть, он охнул, и его тонкие черты перекосила судорога боли.

— Что происходит?

— Ничего, зайка, мы отдыхаем, — тот факт, что мой стояк почти упирался в его лицо, в его приоткрытые губы, выкручивал разум. — Как ты себя чувствуешь?

Омега растеряно глядел вокруг.

— Плохо. Где я?

— Дома. В особняке. А что у тебя болит?

— Всё… живот болит… и внизу ноет, — рассказывал омежка словно в опьянении, доктор предупреждал, что так будет от успокоительного и обезболивающего. Омега растеряно водил глазами вокруг, но так и не смог сфокусироваться.

А потом Офиару повел себя странно. Он отвлекся и стал принюхиваться, смешно порхая маленькими ноздрями и… глядя на мой член…

Я затих, боясь спугнуть малыша, и дал парню около минуты. Подвиг достойный Геракла.

— Хочешь его? — осторожно спросил я.

Омега не отвечал, но всё также завороженно глядел на огромных размеров «инструмент».

Его щеки порозовели.

— Да. Хочу.

— Возьми его, зайка. Потрогай, он не кусается.

Офиару помедлил, но осторожно вытянул руку и коснулся пальчиками головки. Чего мне только стоило не двинуться с места…

— Не бойся, потрогай ещё.

И омежка стал аккуратно ощупывать ствол, неуверенно сжимая кулачок, словно проверяя то, что видят его глаза. Фаллос в его руке напрягся, и от возбуждения на кончике выступила смазка. Офиару, поднял взгляд на меня и, получив кивок, тронул ее указательным пальцем, понюхал… и положил пальчик в рот. А потом сжал бедра и заерзал.

«Оооо боги! За что?!!»

— Можешь… попробовать языком, — борясь с сухостью во рту, прохрипел я.

Мордочка Офиару приблизилась ближе к моему члену и он, высунув розовый язычок, лизнул головку, неторопливо убирая смазку. Я глубоко вдохнул, считая про себя омег и пытаясь успокоиться.

— Еще хочу, — по-детски потребовало мое сокровище.

— Если поласкаешь его немного ротиком, получишь.

— А тебе не будет больно?

— Нет.

«Хорошо, что я привязан. Доктор, спасибо».

Мой мальчик нерешительно пододвинулся ближе и неловкими движениями стал водить языком вдоль ствола. Каждое его прикосновение, словно касание лепестка, заводило еще сильнее, не принося удовлетворения, но дразня притаившееся в ремнях чудище.

— Возьми его в ротик, солнышко, — дрожащим от возбуждения голосом попросил я.