Гладиатор по крови

Поднявшись в седло, сенатор склонился, подавая руку Катону. Конь переступил на месте, принимая дополнительный вес. Когда Катон обхватил его руками, Семпроний прищелкнул языком, направляя коня по тропке в сторону дороги. Выехав из сосняка, центурион посмотрел в сторону огня, который видел ночью, но там никого не было… стояли только обгорелые остатки стен. Черными пятнами среди окружающего ландшафта виднелись другие обгорелые строения, далекая вереница людей пробиралась по полю. Были то рабы или свободные люди, Катон сказать на таком расстоянии не мог. Впереди обоих римлян на дороге никого не было, и Семпроний направил коня к Гортине ровной рысью.

После того как поднявшееся солнце пролило на земли провинции свой ласковый свет, они заметили еще несколько отрядов людей. Возле дороги им иногда встречались уцелевшие горожане, копошившиеся в руинах своих домов, разыскивая ценности. Некоторые из них сидели среди развалин и безучастно смотрели на путников, в то время как другие протягивали руки и просили поесть. Семпроний упорно не обращал на них никакого внимания; не отводя глаз от дороги, он лишь подгонял пятками коня, заставляя животное поторопиться. То и дело им попадались тела с ножевыми и рублеными ранами, дополнявшие число жертв землетрясения. По мере того как двигалось время к полудню, Катон, оказавшись перед лицом столь масштабных разрушений и смертей, начинал все больше и больше сомневаться в том, что они с сенатором смогут каким-либо образом способствовать тому, чтобы в провинции восстановился порядок. Перспектива уже казалась ему совершенно безнадежной.

Наконец, уже перед полуднем, дорога обогнула холм, и оба путника увидели столицу провинции — город Гортину. Город раскинулся на равнине, северную часть которой занимал расположенный на укрепленном холме акрополь. В городских стенах зияли бреши, они обваливались целыми пряслами[19] между башен. Возле главных ворот, там, где дорога входила в город, как и положено, стояла стража. С дороги было видно, что почти все крыши были в той или иной мере разрушены или повреждены; черными дырами зияли даже красные черепичные кровли устоявших крупнейших общественных зданий и храмов. К городской стене с одной стороны от ворот жалось скопище палаток и сооруженных на скорую руку навесов, над которыми в синее небо уходили дымки кухонных очагов.

Притенив рукой глаза, Семпроний окинул взглядом теперь уже совсем близкий город:

— Похоже, что разрушений здесь меньше, чем в Матале.

— Это понятно. Здесь людям не пришлось иметь дело еще и с волной. Впрочем, не сказал бы, что это такое уж великое благодеяние.

Когда двое людей на одном коне подъехали по мощеной дороге к воротам, выставленные возле них стражники зашевелились. Едва конь оказался не больше чем в футах[20] пятидесяти от ворот, предводитель стражи поднял руку и крикнул:

— Довольно! Оставайтесь на месте! Что вам понадобилось здесь?

Семпроний поднял руку с кольцом.

— Я, римский сенатор Луций Семпроний, хочу видеть правителя провинции.

Переступив на месте, стражник указал на Катона:

— А это кто?

— Центурион Катон. Мы плыли вдоль критского берега к Риму, когда корабль наш поразила гигантская волна.

— Волна? — Стражник не без опаски подошел к чуть приблизившемуся к воротам Семпронию. — Мы слышали, что на берег обрушилась жуткая волна, господин, но рассказывают нечто невероятное… что она уничтожала пристани и прибрежные селения.

— Это правда, — подтвердил Семпроний. — Мы высадились в Матале… точнее, у ее развалин. Там мы узнали, что правитель тяжело ранен. Я приехал, чтобы прояснить ситуацию.

— Дела плохи, господин. В гарнизоне не осталось ни одного живого офицера; почти все они собрались во дворце правителя, когда началось землетрясение. Лишь горстке гостей удалось спастись из пиршественного зала, а остальных раздавила крыша.

— А где сам правитель?

— Он находится в дворцовой конюшне, господин. Она почти не пострадала, и ею пользуются как госпиталем. То есть туда мы сносим раненых.

После недолгой паузы Семпроний спросил:

— В каком он состоянии?

Стражник прикусил губу:

— Приказано говорить, что он выздоровеет.

— Но?..

Часовой огляделся и понизил голос:

— Как говорит мой начальник во дворце… Если тебе нужно повидать правителя, господин, поторопись.

— Хорошо, пропусти же нас.

Стражник кивнул и обратился к своим подчиненным:

— Откройте ворота!

С громким стоном правая створка ворот под руками навалившихся на нее стражников стронулась с места и поползла. Стон превратился в оглушительный скрежет и, наконец, в пронзительный визг, после чего створка остановилась, не желая двигаться далее. В приоткрывшуюся щель едва проходил всадник верхом на коне, и стражник почтительно извинился:

— Прости, господин, но кладка поколебалась, и дальше ворота не открываются.