Гладиатор по крови

Семпроний весьма сожалел о том, что Аяксу удалось бежать. Его следовало пытать и предать смерти перед глазами его последователей. С него следовало взыскать плату за все бесчестья, нанесенные им дочери сенатора… взыскать с процентами. Пока до его слуха доносились милосердно сдержанные подробности ее пребывания в плену, да и Катон не вдавался в детали относительно условий их заточения. Семпроний был благодарен ему за это. Сенатор запрещал воображению заполнять пробелы в отчете Катона. Это было невыносимо болезненно и доставляло ему такое горе, которого он не знал после смерти жены, второго человека после дочери в его жизни, которую он беззаветно любил.

Однако Юлия была жива и здорова, чем Семпроний и утешал себя. Она находилась в лагере Катона в Оло. И это сделало особенно неприятным сенатору тот приказ, который он вынужден был послать Катону. Однако он понимал, что обязан как можно быстрее послать погоню за Аяксом. Император потребует этого. Посему центурионам Макрону и Катону надлежало взять след Аякса и захватить его в плен или убить вместе со сторонниками. Теперь, когда кризис завершился, Семпроний аннулировал временное возведение Катона в трибуны, и молодой человек возвратился к прежнему рангу. Его приказ извещал Макрона и Катона о том, что они действуют со всеми полномочиями от лица правителя Крита, и все встреченные ими римские чиновники должны оказывать обоим всю возможную помощь. Аякса с его бандой следовало истребить со всей возможной полнотой и безжалостностью, так, чтобы все жители империи узнали, какая участь ждет рабов, восставших против своих господ. Для преследования были выделены две либурны из эскадры, которой командовал Бальб, и две центурии легионеров. Центурион Фульвий уже нажаловался легату в Египет и, вне всякого сомнения, попытается рассорить их. Плохо это, очень плохо, подумал сенатор. Он-то будет вечно благодарен Петронию за поддержку, и уже поклялся Юпитеру Лучшему и Величайшему в том, что однажды расплатится со старым другом за помощь.

Направившись прямо в штабную палатку, Семпроний встретил там дочь. После нежных объятий, сенатор отстранил ее на расстояние вытянутой руки, разыскивая в ее глазах признаки боли и незаживающей раны. Юлия только улыбнулась в ответ.

— Со мной все в порядке, отец. Правда, в порядке. И не надо смотреть на меня такими глазами.

Семпроний вновь прижал ее к себе, поскольку не доверял себе самому, не верил, что сумеет сдержать готовую пролиться слезами радость, переполнявшую его сердце. Наконец он разжал объятия.

— А теперь скажи, где находится твой жених?

— Внизу, у воды; они с Макроном следят за загрузкой своих кораблей. — Умолкнув, Юлия посмотрела на отца. — Неужели он должен плыть? И так скоро?

— Ты знаешь, что должен, — твердым тоном ответил Семпроний. — Это его долг.

— Долг. — Юлия печально улыбнулась. — Вечно этот долг. Его проклятие, я бы сказала.

Сенатор печально улыбнулся:

— Да, вечное проклятие тех, кто служит империи за честь и за совесть, моя дорогая. Пойдем же, отыщем его.

Обе либурны находились за поврежденными судами хлебной флотилии, и, подъехав к военным кораблям, Семпроний и Юлия увидели, что погрузка заканчивается. Оставшиеся в одних рубахах легионеры вносили на корабли запасное оружие, панцири, провизию и воду, поднимаясь на корабли по узким трапам, спущенным с бортов на мелководье. Макрон и Катон, стоя на берегу, обменивались замечаниями, контролируя погрузку и делая пометки на большой навощенной табличке. Заметив приближение правителя и его свиты, оба отсалютовали.

Спешившись, Семпроний подошел к ним.

— Рад видеть тебя снова, Макрон. А я уж боялся, что навсегда лишился этого удовольствия.

Макрон заметно похудел, и лицо его все еще шелушилось после долгого пребывания на солнце. Шагнув вперед, он принял протянутую к нему руку Семпрония.

— Меня не так просто убить, господин. Так было всегда и будет впредь.

— Рад слышать это!

Они обменялись улыбками, после чего Семпроний повернулся к Катону.

— Ты не станешь возражать, если я сперва обменяюсь парой слов с Макроном, прежде чем поговорю с тобой?

— Нет, господин, — ответил Катон, слегка нахмурясь, и повернулся к Юлии. — Можешь пока посидеть рядом со мной.

Они направились к последней партии грузов, сложенной на берегу, и опустились на песок. Юлия припала головой к плечу Катона, он обнял ее за плечи. Какое-то мгновение они просто молчали, слишком глубоко осознавая неизбежность разлуки. Наконец Юлия произнесла:

— Это нечестно.

— Нечестно.

— Ты хотя бы представляешь, сколько продлится твое отсутствие?

— Это зависит от Аякса. Но я вернусь в Рим сразу же, как только он будет захвачен в плен или убит. Клянусь тебе.