Она положила телефон в сумочку и выкинула окурок за борт. Хладнокровно огляделась. Митя все еще подавал признаки жизни и нечленораздельно мычал.
— Чао, мой любимый, — негромко произнесла Света. — Мне будет тебя не хватать.
Она аккуратно переместилась на корму лодки, завела мотор и направила моторку к маленькой пристани.
О Мите напоминали уже только круги на воде.
Глава восемнадцатая
Размышляя о том о сем и не спеша прогуливаясь по вечерней Москве, Дорогин через некоторое время добрел до знаменитого кафе «Ночи Кабирии».
Оно появилось еще лет двадцать назад, когда вся богема повально увлекалась Феллини. Контингент там был специфический. В небольшом прокуренном подвальчике обычно собирались киношники, а также их друзья, жены, любовницы, любовники жен и, разумеется, просто сочувствующие.
Ходили легенды о том, что в этом кафе частым гостем бывал Тарковский, хотя ко времени открытия «Кабирии» он давно уже умер. Зато список других киноталантов, напившихся здесь до поросячьего визга, был внушителен. Таблички можно было вешать на каждый столик: «На нем 23.07.1991 танцевал лезгинку Александр Баширов», «Здесь 09.07.1995 Петр Мамонов исполнил свою песню про муху», ну и так далее.
В «Кабирии» киношники назначали встречи, и именно туда они мчались после худсовета или съемочного дня. Там можно было одолжить полтинник до пятницы, можно было получить хорошую роль, а можно было ее потерять, дав по пьяни в глаз режиссеру из-за несогласия по вопросам творчества раннего Бергмана. В свое время и Сергей любил там сидеть с бокалом дешевого «сухарика», знал он и всех местных завсегдатаев. Но это было очень-очень давно, как будто бы в прошлой жизни.
В последний раз Дорогин бывал здесь лет, наверное, пятнадцать назад. И ему казалось, что от старой доброй кафешки остались лишь одни воспоминания. Капитализм последних десятилетий предоставил для таких милых мест очень мало шансов на выживание.
Над входом в подвальчик все еще красовалась старая и изрядно потрепанная вывеска «Ночи Кабирии». Муму не устоял и решил зайти, чтобы хоть ненадолго вернуться в прошлое.
В этот вечерний час кафешка была почти пустой. В полумраке можно было разглядеть лишь несколько фигур. Неподалеку от входа пили водяру с чебуреками какие-то явно случайные юнцы. Чуть поодаль нежно глядела друг на друга юная парочка. Из второго зала тоже раздавались какие-то голоса. Дорогин заказал рюмку коньяку с кофе и занял свое любимое место — за столиком на небольшом подиуме. Он медленно осматривал интерьеры. Удивительно, но здесь почти ничего не поменялось, кроме посетителей…
Не было уже в этом кафе тех шумных киношных компаний, и поэтому оно превратилось в самую обычную московскую забегаловку.
«Расползлись все по углам, — с грустью думал Дорогин, потягивая кофе по-восточному. — Нет больше нашего киношного братства».
Как раз в этот миг из соседнего зала кафе вышел человек и бодро направился в сторону уборной. Но не дойдя до ее дверей всего нескольких шагов, он вдруг остановился прямо напротив столика Дорогина. С полминуты стоял и молча его разглядывал.
Сергей поднял глаза, чтобы одарить этого наглеца вопросительным взглядом.
— Муму? — вдруг воскликнул тот. — Да не может быть!
Дорогин сразу узнал этого парня. Перед ним стоял не кто иной, как Димка Кривошеев, в свое время один из лучших каскадеров Москвы. С Сергеем они лет десять шли по жизни нога в ногу. Одни и те же проекты, те же фильмы, но потом судьба их разлучила. Дорогин резко выпал из кино, а вот Дима, наоборот, пошел на повышение и смог сделать неплохую карьеру продюсера. С тех пор он возмужал, забурел. Начал носить галстук.
Муму вскочил со своего стула. Друзья радостно обнялись.
— Слушай, а мне говорили, что ты… — начал было Дима.
— Умер? — дополнил за него Сергей. — Ну да, почти так все и было.
— Умер, шмумер, лишь бы был здоров! — вспомнил Кривошеев бородатый анекдот. — Ладно, пойдем за наш столик. Я тут с дамой одной, она из Берлина. Решил вот показать, где московская богема тусуется.
— Может, я вам помешаю? — застеснялся Дорогин.
— Да нет, ничуточки! Мой водитель сейчас эту даму повезет в гостиницу. Ей здесь все равно не понравилось. Ну а мы посидим немного, вспомним былое.
— Идет! — охотно согласился Дорогин.
«Дефендер» въехал в Москву на всех парах. Благо пробки к этому времени уже давно рассосались, и Шнеле ничего не мешало гнать 120 по полупустынным улицам.
В дороге они молчали, Шнеля и по жизни был неразговорчив. Света уже так выдохлась от общения с ее неудачливым возлюбленным, что теперь ей хотелось передохнуть.
— Ну что, тебе куда? — спросил Шнеля, когда машина выехала на Садовое кольцо.
— Я собиралась к шефу на вечеринку. Может, подкинешь?
Шнеля нехотя согласился. Сам он на эту вечеринку не собирался, вернее, ему строго-настрого запретили совать туда нос. Его видон совсем не вписывался в бомондное сборище.