Вителлий встал из-за мраморного письменного стола и опустился на лавандово-синее покрывало ложа. Корнелий Понтик хлопнул в ладоши, подавая рабам знак войти.
– Минутку, – сказал Вителлий. – Позови Тертуллу. Она должна сама оценить своих рабов.
– Прости, господин, – ответил старик, – но решение подобных дел принадлежит исключительно тебе.
– Я хочу, чтобы Тертулла была здесь! – решительно произнес Вителлий, пока новые рабы выстраивались перед ним. Многие из них выглядели чужестранцами, и Вителлий поинтересовался, все ли знают латинский язык. Ответ был утвердительным.
– Откуда ты? – спросил Вителлий у молодого голубоглазого блондина, выглядевшего сообразительным.
– Я германец родом с Рейна – из тех мест, где расположен ваш город Колониа Агриппензис.
– О, город, где родилась злосчастная мать нашего покойного императора! А ты, откуда ты родом? – Вителлий указал на совсем молоденькую рабыню с растрепанными темными волосами и миловидным лицом.
Девушка сделала шаг вперед и, опустив глаза, проговорила:
– Господин, меня зовут Рахиль, я родилась в Цезарее на берегу Палестины. Меня привезли оттуда ваши воины-завоеватели.
В это мгновение в кабинет вошла Тертулла. На ней было желто-зеленое платье из шелестящего шелка, на лице поблескивал слой румян. Вителлий сразу же понял подспудное желание жены: Тертулла хотела выглядеть так же, как ее мать Мариамна, та Мариамна, к которой был так привязан Вителлий. Однако то, чего она добилась, было всего лишь жалким подражанием.
– Я хотел бы, чтобы ты сама взглянула на предназначенных тебе рабов, – сказал Вителлий. – В конце концов, это
– Что мне за дело до рабов? – вызывающе проговорила Тертулла. – Того, кто будет плохо справляться со службой, я прикажу высечь, а тех, чья физиономия мне не понравится, отправлю на невольничий рынок. – С этими словами она указала пальцем на темноволосую девушку. – Эту в первую очередь. Она мне не нравится. Прочь отсюда!
Вителлий с недоумением посмотрел на жену.
– Что ты имеешь против этой палестинки? Она приветлива, молода, на нее приятно посмотреть.
– Вот именно, – ответила Тертулла, – вот именно.
Вителлий нахмурился.
– У тебя есть разумные возражения?
– Она мне просто не нравится. Не по душе.
– Девушка останется! – спокойно, но решительно и твердо произнес Вителлий, а затем поднялся и кивком головы отпустил пришедших.
Вслед за рабами вышла и Тертулла. Проходя мимо мужа, она прошипела:
– Она мне просто не нравится!
Корнелий Понтик молча наблюдал за этой сценой, делая собственные выводы. Когда Вителлий вопросительно посмотрел на него, словно желая сказать: «И все же я поступил правильно, разве не так?», старик проговорил:
– У греков есть хорошая пословица. Она гласит: повиновение – мать преуспеяния.
Вителлий рассмеялся.
– У нее есть вполне определенная причина не желать видеть здесь эту еврейскую девушку. Знаешь какая?
Старик покачал головой.
– В юности, – продолжал Вителлий, – я любил дочь одного еврея-гладиатора. Она была прекрасна, как звездочка небесная, маленькая, грациозная… При Клавдии евреев изгнали из Рима. Ты знаешь об афере, которую Ферорас провернул тогда с императорским торговым флотом. Больше я никогда не видел ее. Но и сегодня все еще мечтаю о ней.
– Почему ты не разыскал ее?
– Я побывал в Греции, обращался даже к дельфийскому оракулу – все напрасно. Пифия сказала, что она находится в какой-то дальней стране.
Слушая Вителлия, Корнелий Понтик не переставал рыться в старых свитках.
– Ты знаешь название судна, на котором ее увезли?
– Конечно. Это была «Эудора».
– Это судно направлялось в Цезарею, – сказал старик, указывая на графу пунктов назначения.
– Оно шло в Кирру, – возразил Вителлий.
– Прочти сам, – ответил Корнелий Понтик и положил свиток перед своим господином.
– Клянусь всеми богами, – воскликнул Вителлий, – тут и впрямь пунктом назначения указана Цезарея. Почему же Ферорас назвал мне совсем другое место, заставив отправиться в Грецию? Зачем это могло ему понадобиться?