Гладиатор

В который уже раз Вителлий задавал один и тот же вопрос: «Где можно увидеть списки с названиями кораблей и именами пассажиров, покидавших Рим во время изгнания иудеев?» Но хотя он обращался к высшим портовым начальникам, которые, как предполагалось, контролировали все происходящее в Остии, ни один из квесторов не мог, похоже, ему помочь. Управление в Римской империи было громоздким, но превосходно организованным. Ни о каких уступках и поблажках со стороны чиновников, получавших в год пятьсот сестерциев и больше, не могло, разумеется, быть и речи. Тем не менее проверка десяти тысяч прибывших из Рима людей обошлась, очевидно, без участия местной администрации, хотя квесторы с жаром это отрицали.

Когда Вителлий, прихвативший с собой в Остию грамотного раба Пиктора, перестал уже верить в успех, интересовавшие его документы нашлись у одного из ведавших поставками продовольствия чиновников, хранившего эти свитки почему-то под грифом «Тара».

— Клянусь Меркурием, теперь я припоминаю… — сказал квестор. — Евреев высылали на грузовых судах, которым так или иначе предстояло возвращаться порожняком… Половина флота, однако, погибла. Императору до сих пор приходится арендовать чужие суда.

— При погрузке, — сказал Вителлий, — каждый, кто поднимался на борт кораблей, должен был быть занесен в эти списки.

— Совершенно верно, — ответил квестор, — ни один еврей не избежал этого. А в чем дело?

— Я разыскиваю девушку по имени Ребекка и хотел бы выяснить название судна, на котором она отплыла.

На лице квестора появилась бесстыдная ухмылка.

— Девушка, стало быть. Лучше поскорее найди себе другую, потому что поиски эти лишены смысла. Я же сказал тебе, что половина флота погибла. И никто не знает, куда в конечном счете пришли остальные корабли, — у нас, во всяком случае, нет таких сведений.

— Мне нужно только название корабля, — повторил Вителлий.

— Не будь ты гладиатором Вителлием, — неохотно проворчал квестор, — я бы не стал даже разговаривать с тобой. Ты же мешаешь мне заниматься снабжением Рима. — Он показал рукой за окно. — Видишь вон те суда с красными парусами? Все они принадлежат богачу Ферорасу. За каждое из них императору приходится платить по пятьсот сестерциев в день. Можешь теперь представить, как дорого обходится мое время.

— Время отнимать я у тебя не собираюсь, — сказал Вителлий. — Покажи мне, где эти документы, и мы сами поищем Ребекку.

Поняв, что отделаться от упрямого гладиатора не удастся, квестор, молча поднявшись, отвел Вителлия и Пиктора в душную комнатку, где хранился архив.

— Вот здесь, — сказал он, показав на ряд свитков папируса, и вышел.

Пиктор начал по очереди просматривать запыленные хрупкие свитки. Вителлий напряженно наблюдал за ним. В десятом свитке первого ряда удача улыбнулась им.

— Здесь написано «Ребекка, дочь гладиатора Веррита».

— Это она! — вскрикнул Вителлий. — Как называлось судно?

— «Эудора», — ответил Пиктор, и Вителлий обнял своего раба.

На обратной дороге в Рим мимо них промчалась направлявшаяся в сторону гавани когорта всадников-преторианцев. Группы преторианцев в полном боевом вооружении стояли также на каждом перекрестке дороги.

— Что стряслось в городе? — спросил Вителлий.

— Умер император, — прозвучало в ответ.

Вителлий и Пиктор испуганно переглянулись.

— Да будут боги милостивы к нему!

Гораздо больше, чем смерть дряхлого императора Клавдия, которого они в последнее время и без того в глаза не видели, римлян волновал скандал вокруг жрицы Туллии. После ее самообвинения понтифик вынес приговор: смерть посредством захоронения живьем. Incesti causa… за распутство.

В жадном до сенсаций Риме никто не мог припомнить, когда в последний раз совершалась подобная церемония. Обвинения против весталок не выдвигались уже сто двадцать пять лет. Тогда жрица Весты Фабия позволила будто бы Катилине соблазнить себя. Обоим удалось, однако, отолгаться, и следствие было прекращено. И вот теперь, ровно через сто шестьдесят восемь лет после того, как великий понтифик приговорил к смерти сразу трех весталок, римлян вновь ожидало жестокое зрелище.

Одетый в пурпурную тогу понтифик в сопровождении двух ликторов и четырех центурионов вышел из дома весталок. Центурионы несли носилки, на которых лежала накрытая белым покрывалом и связанная ремнями Туллия. В соответствии с обрядом Вибидия, старшая из жриц Весты, положила на покрывало драгоценный венчик, украшавший прежде головной убор Туллии.

Римляне, тысячами собравшиеся на ступенях, пьедесталах статуй и крышах близлежащих зданий, с жадным любопытством вытягивали шеи. В отличие от обычного, царила полная тишина, молчание, в котором смущение своеобразно смешалось с любопытством. Станет ли привязанная к носилкам девушка жаловаться и плакать? Однако стоявшие поблизости ни разу не услышали ни звука.

— Конечно же, она потеряла сознание от страха, — прошептала одна из аристократок своей рабыне, и та согласно кивнула.